— Мужчины, вы опять за свои полеты? — возмутилась Лариса. — А ну марш танцевать!
Суматохин и Волобуев вышли на круг со своими женами. Лариса подхватила Струева.
К Аргунову подскочила Оксана:
— Прошу вас.
Волчок, довольный и благодушный, как индийский божок, сидел на диване, по-домашнему поджав под себя ноги, и плавно взмахивал руками в такт музыке. Он чувствовал сегодня необыкновенный прилив счастья, ведь это так здорово — ощущать, что ты свой, нужный, полезный человек, что самолет, который так и хочется назвать не иначе как суперсамолет, уже доверился тебе и оправдал те надежды, которые возлагали на него конструкторы, рабочие, летчики.
Позже подошел и Володя Денисюк, хотя на приглашение испытателей отужинать вместе с ними ответил грустно: «А при чем тут я? Это ведь у вас праздник». Волобуев взял его за плечо: «Ты особо не ершись, а делай, как тебе говорят!»
Жена Денисюка оказалась довольно миловидной. Оксана на правах хозяйки усадила ее рядом с собой, стала потчевать варениками.
Много танцевали и пели, и больше всех веселился Волчок, беспрестанно напевая:
В порыве чувств он увлеченно рассекал воздух кулаком, никого не замечая, и эта его увлеченность передавалась остальным, и все подхватывали дружно и слаженно:
Лишь один Струев сидел скучающий и непричастный ко всему.
Его, видимо, не трогали ни песня, ни компания. Он и исчез незаметно, когда все пустились в пляс.
В общем, веселились от души. И вдруг в самый разгар этого буйного, суматошного веселья Волчок тряхнул своим разбойным чубом и предложил:
— Давайте послушаем песню, мою любимую.
Он разыскал пленку, и в притихшей тишине грустно и проникновенно зазвучал голос Бернеса. Пел он о солдатах, которые превратились в летящих над землей журавлей, пел так просто и естественно, как будто и не пел вовсе, а рассказывал о своей судьбе.
Песня затихла, и в комнате тоже стало тихо. Только электрический самовар устало бормотал что-то непонятное, никелированная крышка его мелко-мелко подрагивала, и тоненькая струйка пара свечой вырывалась вверх.
Но пить чай уже не хотелось. Хотелось просто посидеть, поговорить.
И они еще долго говорили о полетах, о пережитом, делились радостями и печалями, и Валера, глядя на лица своих друзей, думал: «Что для них сделать доброе и приятное?»
Когда гости расходились, он опять включил магнитофон и настежь распахнул окно.
Друзей провожала его любимая песня:
18