Юзер Вован кликнул по клавише кейборда, закрывая программу. Картинка на экране ЖК-дисплея с двумя мужчинами, ведущими беседу в комнате с аквариумом, в котором плавали золотые рыбки, исчезла, обнаружив за собой фон рабочего стола – фотообои с обнаженной красоткой на пляже.
Вован сильно, до хруста костей, потянулся всем телом, зевнул. Глянул на электронные часы – три часа ночи. К черту эту виртуальность, пора баиньки!
Лежа в постели, он внезапно подумал, что, наверное, не все так просто в этом лучшем из миров. Должно же быть что-то, создавшее все бытие. Бог это, Сверхразум какой или там Всегалактический Союз инопланетян – не суть важно. Самое главное, что все не так бессмысленно, и никакая не тупая, блин, материя не породила жизнь, а та – разум, поместив его в черепе питекантропа. Или все же поместила?..
Вован беспокойно ворочался под одеялом, мысли противными тараканами бегали по извилинам, не давая уснуть.
Вселенная с галактикой, где находилась планетная система с небольшой планетой, на одном из континентов которой был когда-то основан город, в одном из домов коего тщетно пытался заснуть юзер Вован, поигравший до того в игру с персонажами из комнаты с аквариумом, в котором плавали две упитанные золотые рыбки… эта, мать ее так, Вселенная являлась на самом деле атомом, входящим в состав тела дрыхнувшего после выпитого пива тучного молодого мужчины. У него было имя – Александр, и он был, как ни странно, писателем. Накануне он, подлец, закончил очередную свою заумь – повесть о мистических приключениях героя – академика Мезенцева. И снились ему, то бишь писателю Александру, удивительные вещи.
Будто он перемещается в собственном естестве на все более тонкие уровни материи, будь она неладна. Вначале он превратился в серое вещество мозга, а вслед за тем в нейрон. Потом он попеременно становился молекулой, атомом, элементарной частицей и, наконец, стал кварком. А уж из корпускулы он трансформировался в волну и стал Единым Полем Вселенной. И тут он осознал, что Единое Поле, как ни крути, обладает разумом и вмещает в себя все сущее. А следующей его мыслью явилось сладкое до жути: «Я стал Богом!».
Проявленное бытие, в котором в Едином Поле во сне растворился писатель Александр, было лишь мелким волоском в левой ноздре Бога.
Бог улыбался, энергично двигал бровями и творил миры…
Сиддха
Этому искусству я научился у одного иностранца, прибывшего в наши края из Непала. Десять лет тому назад, когда ему исполнилось двадцать, он приехал сюда, с целью продолжить учебу в университете, которым так славился наш город. Проучившись на факультете философии два курса, он бросил свои занятия, углубившись в мистические дебри восточной психической практики. Не знаю, то ли в нем пробудилась душа бывшего ламы или йога, то ли еще что-либо, только верх в нем взяло стремление духовного поиска истины, и он, очертя голову, бросился в омут тайных наук. Наверное, все-таки, тут повинны наклонности его прошлых жизней. Так или иначе, но спустя некоторое время он отверг всевозможные оккультные доктрины и мистические учения и выработал свою особую методу обретения высшей гармонии. С тех пор минуло без малого десять лет.
Я познакомился с ним в конце восьмидесятых прошлого века, когда готовил материал о необычных жителях нашего города. По роду журналистской деятельности мне, конечно, доводилось встречаться на своем веку с разными чудиками, как я их называл, а именно – с экстрасенсами, йогами, целителями, пророками всех мастей. Но этот тридцатилетний непалец с безмятежно-счастливым выражением лица не был похож ни на одного из них. Нечто неуловимое в его глазах притягивало и заставляло безоговорочно доверять их обладателю.
После обычных биографических вопросов, я спросил гуру о цели его методики. Он очень подробно и терпеливо принялся разъяснять мне о месте человека в окружающей среде и о том, что материей бытие не исчерпывается. Все это я, разумеется, записал на диктофон.
Затем последовал самый главный вопрос о сути его медитативной техники и в чем ее отличие от других видов медитаций.
– Вся ее суть и все ее отличие лишь в одном, – улыбаясь, поведал он мне, – и это вовсе несложно. Нужно просто… смеяться. Смех – вот весь секрет моей медитации, но смех должен быть искренним и истинным. Мы не умеем смеяться, потому так несчастны. Понаблюдайте за собой – сколько бы вы не ухитрялись хохотать, все равно ваш смех будет неестественным. Люди отучились смеяться естественно, глубоко, от души. Смех у людей происходит не от чистого сердца, а от холодного рассудка. А ведь смех не может быть разумен.
Закончив интервью, я поблагодарив мастера за уделенное мне время и покинул его. Мой материал имел большой успех у подписчиков нашего журнала. Шли дни, жизнь продолжала крутить колесо времени, но, впервые за всю мою бытность, что-то не давало мне покоя. Я несколько раз перечитывал интервью с непальцем. В особенности же мне нравилось прослушивать снова и снова его неторопливую речь. Наконец, я не выдержал и вновь отправился к нему в гости.
Он очень обрадовался, увидев меня, и, когда узнал о цели моего повторного визита, громко рассмеялся. Смех у него действительно был на редкость чистым и звонким, словно трель соловья или перезвон колокольчиков. Слышать такой смех было очень приятно, хоть и в диковинку.
– Я счастлив, Эрнест, – обратился он ко мне, – что вы проявили доверие и стремитесь постичь секреты этой техники. Скажу лишь, что вы не прогадаете.
С этого дня я стал посещать гуру регулярно. Прошел год, прежде чем я смог впервые засмеяться естественно, – так, как требовал мой учитель. И когда я добился этого, то почувствовал себя на верху блаженства. Это была неописуемая радость. Возникло ощущение, будто вибрирует все мое существо, все клетки моего тела. Ради одного мгновения ТАКОГО смеха стоило помучиться с годик, а то и больше. Дело пошло на лад, и вскоре я постиг все мастерство непальского волхва.
И однажды это случилось. Как обычно, я настроился и принялся смеяться. И вдруг все вокруг меня куда-то пропало. Зал для занятий, циновки на полу, гуру и его ученики, весь этот мир исчез, и я очутился в совершенно иной реальности.
Здесь преобладали лишь два цвета – серый и розовый. Вокруг меня клубилась розовая мгла или туман, однако легко проницаемый для взора. Почва под ногами имела серый цвет, без единого признака растительности и каких бы то ни было неодушевленных предметов. Повсюду, куда ни кинь взгляд, расстилалось это серое безмолвие, и волнами перекатывалась розовая субстанция. Нет, это не было атмосферой. Да мне сейчас вовсе и не требовались воздух, пища и одежда. Все здесь было совершенно иначе, так непохоже на то, что происходит там, у нас на Земле.
ebooksa