Восемь минут тревоги

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ахмет-хан! Ты объявил за мою голову награду — сто тысяч афганей. Сумма немалая. Но я, как ты знаешь, щедр. Так что спускайся сюда и возьми причитающийся тебе куш. Если, конечно, сумеешь. Да поторопись, пока у меня хорошее настроение и пока я не передумал. Ты слышишь меня, Ахмет-хан?

Последние слова Рашида потонули в грохоте и огне. Противно пропела над головами мина, промчалась и взорвалась где-то глубоко в пропасти, никому не причинив вреда. Следом за нею, уже гораздо точнее и ближе, прошла вторая, но так же канула в бездонной глубине и там лопнула с шипением и треском.

— Мальчика, укройте мальчика! — напомнил со своего места Рашид. — Олим, позаботься о нем. Остальные — вперед! Не давайте душманам опомниться.

Олим втолкнул Хаятоллу, от страха втянувшего голову в плечи, в узкую длинную щель в скале.

— Сиди тут, — наказал мальчику Олим, а сам, охваченный горячкой начавшейся огненной кутерьмы, смотрел мимо него на то, что происходило на склонах. — Пока тебя не позовут, не вылезай.

Он тотчас исчез, больше не теряя времени на разговоры. Хаятолла остался один.

Стрельба с обеих сторон хотя и медленно, но неотвратимо отдалялась, уходила вверх, и чуткий слух Хаятоллы безошибочно подсказывал ему, как стали развиваться в дальнейшем события.

Но обзор, к великой жалости, оказался у мальчика скудным, главное происходило вне его глаз, и смириться с этим оказалось выше человеческих сил. Вдыхая застоялый, какой-то мертвый запах каменной щели, Хаятолла сдерживал себя, чтобы не высунуться, и терпеливо ждал, когда его позовут. Однако зова все не было, сколько уж минуло времени!..

Уговаривая себя ждать и не вылезать, как приказал Олим, мальчик потихоньку выбирался наружу, держа наготове, стволом вперед, бывший отцовский пистолет. Сновали, рассекая пустое пространство, шальные пули, но, охваченный азартом, мальчик вскоре перестал обращать на них внимание.

Его мучило, сумеют ли минеры без него отыскать последнюю, пятую мину, и это нетерпение окончательно вытолкнуло Хаятоллу из заточившей его щели, вновь открыло мальчику простор дня и рыжие, в дымке, горные перевалы. То, что Хаятолла увидел в следующую минуту, заставило его замереть. Там, где батальонных минеров поджидала последняя, пятая, мина и куда устремился пристальный взгляд Хаятоллы, возник огромный столб огня и пыли, и в этом уродливом облаке, рвано расползавшемся по небу, мелькнули на миг и исчезли две крохотные фигурки, два человека, переставшие быть людьми…

Хаятолла привалился спиною к утесу, беззвучно зарыдал. Его охватила частая дрожь, скулы свело зевотой, неудержимой и ломкой, к горлу подкатил горячий сухой ком, вывернувший наизнанку все его внутренности.

«Звери, шакалы! За что?..»

Обоим минерам, которых мальчик хорошенько успел разглядеть, едва ли сравнялось по двадцать и вряд ли они успели обзавестись собственным очагом и детьми. Крепкие их руки теперь уже ничего не могли сотворить, не могли принести какой-нибудь пользы или совершить мало-мальский труд… От обиды и злости, от собственного бессилия Хаятолла и раз, и другой с остервенением нажал на спусковой крючок своего ТТ. Пули с визгом выбили из валуна белесую пыль, дымком плеснувшую кверху, напоследок сверкнули искрами и унеслись, а Хаятолла опрометью бросился в противоположную сторону, следом за отчаянно штурмовавшими высоту бойцами Рашида.

Теперь звериная тропа стала шире, горы пошли приземистей, и бойцы начали забирать влево, где, как точно знал Хаятолла, открывался вход в подземелье и обиталище главаря.

Очищенная от мин, тропка теперь была свободной. Хаятолла безоглядно кинулся по ней вверх, сбивая ступни и дыша на бегу с натугой и хрипом.

В какой-то момент ему показалось, будто впереди мелькнула кремовая рубашка Олима, и мальчик, заново воспрянув духом, скорее потянулся туда, заметил, где Олим спрыгнул вниз и исчез. Догадавшись, что зов его будет не слышен, Хаятолла точно запомнил место и строго держал на него направление, моля, чтобы какая-нибудь случайность остановила, задержала ненадолго Олима.

Там, куда он стремился, оказалась ниша, глубокая овальная чаша под нависшим над нею шершавым каменным козырьком. Где-то здесь Хаятолла упустил из виду Олима, но сейчас снова встретит его, убедит рафика, что уже не мог дольше вытерпеть в своей щели мучительного ожидания, и Олим наверняка поймет Хаятоллу и простит ему недисциплинированность и своеволие.

В глубине пиши, куда солнце не доставало, сквозь полумрак и впрямь белел за выступом лоскут материи, похожий на рукав. Мальчик поскорее спрыгнул на дно ниши, пролез вперед…

Чья-то потная грубая ладонь зажала ему рот, сдавила голову. Изловчившись, Хаятолла вцепился зубами в толстый палец.

— Шакал! Звереныш…