– Я знаю всё.
«Я знаю всё», – повторила Гаен-сан.
Снова и снова.
Как будто и раньше она много раз повторяла эту фразу.
Как будто она просто говорила «доброе утром» или «спокойной ночи» или «спасибо за еду» или «я закончила».
Повторяла.
Повторяла.
Повторяла.
– Я знаю, что ты ничего не знаешь. Но не стоит этого стыдиться, потому что никто в мире не знает всего. Все живут и, не ведая, лгут. Ты не исключение, ты не особенная.
– Не исключение… не особенная.
– Ты любишь, когда люди тебе об этом говорят, – сказала Гаен-сан.
Конечно же, как будто глядя на меня сверху вниз.
– Я знаю.
– …
– И конечно, я знаю всё о том, что руины той элитной школы, того памятного для всех вас, включая Меме, места, сгорели прошлой ночью… а, и ещё раз – я говорю о том, чего ты ещё не знаешь. Верно, «я-ничего-не-знаю»-Цубаса-тян?
055
Канбару-сан отсутствовала.
В итоге я практически влетела в класс перед звонком. (Метафорически, конечно же, я ни за что не стану бегать по коридорам, я и так весьма, нет, очень подозрительно выглядела, двигаясь так, будто участвовала в чемпионате по спортивной ходьбе.) Поэтому я успела побывать только в классе Канбару-сан на перемене после первого урока.
– О, это Ханекава-сан.
– Это Ханекава-семпай.