В открывшемся проёме света не было. Значит, комната пуста. Успех зависит от деталей, а эта деталь была в нашу пользу. Мы аккуратно вошли в помещение и осветили его — посредине стоял стол и три стула: два с одной стороны, один — с другой. Ясно, похоже, здесь они устроили допросную комнату. Значит, до утра здесь им нечего делать. Осветив дверь, я подошёл к ней. Посмотрел, открывается вовнутрь. Вот будет засада, если она закрыта на задвижку с той стороны. Тихонько потянул дверь на себя. О, радость! Она подалась без сопротивления. И луч света из коридора осветил часть пространства комнаты. Я выключил Фонарь и снял очки, подозвал Шакура и дал ему команду:
— Залезь на стол и выкрути лампочку. Так у нас будет преимущество, если придётся отстреливаться.
Шакур кивнул и принялся за дело. Я выглянул в коридор. Он был маленький, и из него вела лестница наверх, других комнат не было. Дожидаюсь Шакура и выкатываюсь в коридор. Тишина, посторонних движений нет. Пригнувшись, крадусь к лестнице. Шакур сзади. Выглядываю за угол — чисто. Жестом показываю Шакуру остаться на месте, сам на полусогнутых иду вверх. Дверь наверху лестничной площадки открыта. Никого не видно. Поднимаюсь на площадку, даю отмашку Шакуру, присаживаюсь на колено и быстро выглядываю в коридор. Вдоль длинного коридора в направлении от меня, идёт солдат, с М-4 наперевес. Оборачиваюсь, показываю Шакуру — стоп, иди на место. Встаю во весь рост и прислоняюсь к стене возле двери на площадку. Терпеливо жду.
Через пару минут слышу тихие шаги. Ага, возвращается обратно. Подошёл к двери, постоял, развернулся и начал движение обратно. Опускаю «Кипарис» и выглядываю за угол — спина солдата совсем рядом. Тихо выхожу, захватываю локтевым суставом горло и упираюсь коленом в спину. Солдатик выгибается и сипит, опускаясь на колени. Сдавливаю сильнее, пережимая вены и артерии на шее, от недостатка кислорода он выключается. Держу ещё для надежности и тихо опускаю тушку на пол. Нормально, минут через 15–20 очухается.
Подхожу к двери на лестницу, зову Шакура, он реагирует быстро и правильно. И сразу перекрывает вход в помещение с улицы. Шарю по карманам солдатика, но ключи нахожу на ремне. Беру связку и иду по камерам. Чтобы не будить людей, надеваю ночник и свечу ИК — фонариком через окошки камер.
Первая — двое местных, вторая — кажется, их солдаты, наверное, провинившиеся. Третья — пустая. Четвёртая — знакомое лицо, небритое, но знакомое. Это Ромашка лежит на спине и зычно храпит. Подбираю ключ, открываю камеру и тихо вхожу. Закрываю рот Роману и толкаю его. Он открывает глаза. Я улыбаюсь и подношу палец к губам. Он смотрит на меня и порывается что-то сказать, но я шепчу:
— Потом, сейчас надо уходить. Буди Миху, я держу коридор. И вышел на помощь к Шакуру.
Парни возились недолго, и уже через минуту вышли из камеры. Я указал им направление, но Роман задержался у солдата, хотел снять с него карабин:
— Оставь Рома, на мой ГШ и давайте быстрей к проходу.
Он бросил свое занятие, принял мой пистолет и направился вниз вслед за Михой.
— Шакур иди за ними, я прикрываю. И дай второму свой пистолет, он потом тебе его вернёт.
Шакур кивнул и тоже пошёл по лестнице. Я задом, держа на прицеле вход, иду вслед за ними. Бросил ключи на солдатика и скатился по лестнице. Когда мы спустились в допросную и закрыли дверь, я отдал один прибор и фонарь Роме.
— Родной, ведёшь Кудрю. Шакур ведёт меня. Мы первые.
— Волчара, да мы готовы за тобой хоть к чёрту.
— Потом благодарить будете, а теперь пошли.
И мы направились к подземному ходу. Наверху всё было тихо, сработали отлично, без шума. Теперь хотелось знать, что ждёт нас на выходе. Шакур уверенно вёл меня, я левой рукой держался за его плечо и следовал шаг в шаг.
— Ромка, нажми кнопку в нише слева, когда спуститесь. И поторопитесь за нами.
Мишка шёл за Родным, как я за Шакуром. Вот таким хороводиком мы добрались до конца туннеля.
— Родной, верни ночник, он мне понадобится. Когда мы шли сюда, в подвал кто-то спустился, у нас могут быть проблемы. Вы остаётесь внизу, мы разбираемся. У нас огневая мощь и относительно тихое оружие. Ждите команды.
— Поняли, ждём, — ответили парни, и я нажал кнопку прохода. Нахлобучил ночник и стал подниматься по лестнице. В подвале была слышна неразборчивая речь, но не английский язык звучал, а туркменский. Я облегченно вздохнул. В одной из дальних каморок был свет, дверь прикрыта и оттуда слышались пьяные голоса. Похоже, местные алкаши продолжили свой банкет в погребке, где обычно туркмены хранили вино.