Айза промолчала, но затем повернулась к матери и взглянула ей прямо в глаза.
– Себастьян хочет попытаться, – сказала она.
– Что? Добыть алмазы? – Аурелия несколько раз кивнула. – Да. Знаю. Себастьян пошел в мою родню. Подозреваю, что мне следует смириться с тем, что он никогда не станет морским волком, но, с другой стороны, я не желаю, чтобы он превратился в бродягу-оборванца.
– Венгр не показался мне оборванцем.
– Потому что ты смотрела на него как на героя романа, а, между прочим, на нем были ветхая рубашка, заштопанные брюки, засаленная шляпа, а ноги – босы. Думаешь, какой-нибудь матери захочется, чтобы ее сын выглядел подобным образом?
– Себастьян не собирается здесь оставаться. Только попробовать.
– Все поначалу только пробуют: курить, пить, играть, потреблять наркотики… даже мужчина, за которого ты в итоге выходишь замуж. – Аурелия печально покачала головой. – Если он отправится на поиски алмазов и не найдет, то потеряет время. Но если вдруг найдет, то угробит свою жизнь, потому что ничем не будет интересоваться, желая только одного: вновь попытать счастья.
– Может, он всего лишь хочет заработать нам на двигатель.
– Я бы могла так думать, если бы знала, куда плыть. Но ведь нам некуда податься, и совершенно непонятно, что делать дальше, когда выйдем в море. – В ее голосе звучала глубокая печаль. – Грустно осознавать, что мы превратились в цыганское семейство, разве что не бродим по дорогам, а плаваем по рекам и морям.
– А мне нравится. Мы все время вместе; ни тебе мужчин, которые за тобой подглядывают, ни женщин, которые шушукаются за спиной. В Каракасе я уже начала думать, что схожу с ума. А ведь это так здорово – гулять по палубе, сидеть или двигаться, не опасаясь, что за тобой кто-то шпионит. – Она помолчала. – Кроме того, с тех пор, как мы сели на корабль, меня больше не навещают покойники.
– Думаешь, ты лишилась Дара?
– Рано еще об этом говорить, но раз мертвецы не приходят, это что-нибудь да значит.
– Тебе все еще хочется от него избавиться?
– От него не было никакого проку, одни сплошные потери, а когда мне действительно понадобилась помощь, он меня подвел. Сколько я себя помню, мне всегда хотелось превратиться в нормальную девушку.
Аурелия взяла дочь за руку и нежно погладила.
– Ты никогда не будешь нормальной, малышка, – заметила она. – По крайней мере, в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово. – Она вздохнула. – Нехорошо, что это тебе говорит твоя собственная мать, но это так. Ты была особенной с того самого момента, как я тебя зачала. – Она перебрала пальцы дочери, словно проверяя, все ли на месте. – Я никогда об этом не рассказывала, чтобы окончательно тебя не расстраивать, но, может, лучше об этом знать. – Она улыбнулась, вспоминая. – В то лето мы на несколько дней отправились на Волчий остров, потому что твой отец собирался в долгое плавание ловить рыбу у берегов Мавритании, и накануне его отъезда, во время полнолуния, мы купались в лагуне. Был прилив, воды было по грудь, и там, на белом песке, в теплой и чистой воде, мы предались любви. – Тон ее голоса изменился, сделался более глубоким и взволнованным. – Мало того, миллионы рыбок заплыли в лагуну и окружили нас, выпрыгивая из воды, щекоча нам ноги и серебрясь в лунном свете. В этом было что-то нереальное, фантастическое и красивое, и я уже в тот момент была уверена, что забеременела и что у меня родится необычный ребенок.
– Вот это да!
– Тебе не стоит об этом жалеть, доченька! Не стоит. Какой бы тяжкой ношей тебе ни казалось быть непохожей на других, еще тяжелее быть такой, «как все». На свете полным-полно людей, которым тоскливо, оттого что их существование ничем не отличается от существования окружающих, и они многое отдали бы, чтобы хоть как-то выделиться.
– Есть много способов выделиться, мой же оказывается слишком горьким, потому что когда я знакомлюсь с человеком, то спрашиваю себя, чем это для него обернется.
– Ты же не намереваешься причинить ему вред! Ты никогда не спровоцировала ни одного мужчину, а если они теряют голову, то в том нет твоей вины. Представь, что какая-нибудь драгоценность чувствовала бы себя виноватой, потому что кому-то вздумалось ее украсть.