Глубокая зона

Халли повела группу вниз по почти отвесному склону. Как всегда в начале экспедиции, она думала не только о предстоящем спуске, но и о том, чтобы успеть выбраться назад. На формирование таких пещер уходят миллиарды лет. И когда египтяне строили свои пирамиды, и когда дальние предки Халли ходили по земле, опираясь на кулаки, эта пещера уже существовала.

На входе в такое место непременно испытываешь радостное возбуждение и вместе с тем – беспокойство. Ветер, стремительные потоки воды, образующие целые реки, и тяжелая влажная темнота – Халли понимала, почему для коренных жителей пещеры живые. И дело не только в камне, воде и ветре. Здесь явно присутствует нечто еще. Будучи ученым, Халли все же оставалась человеком широких взглядов. Двести лет назад подняться в небо было несбыточной мечтой, о микробах ничего не знали, а больных врачевали кровопусканием, порой залечивая до смерти. Для Халли единственным несомненным фактом было то, что мир и человеческие знания о нем будут и дальше меняться, а значит, то, что подразумевается под словом «невозможное», и есть сама невозможность.

Она не могла ни выразить, что чувствовала, ни даже подобрать название, однако ощущение не пропадало. Чи Кон Ги-Хао – чем не имя?

Свод пещеры возвышался до семидесяти футов – зал огромный. Впрочем, Халли доводилось видеть и больше. В некоторых мог вполне разместиться Центральный вокзал Нью-Йорка. Она повела группу мимо каменных глыб размером с коттеджи – спелеологи называют их «обломками», – упавших со свода миллиарды лет назад. В любую минуту такие же могут сорваться снова – все равно, что идти по минному полю, только мины не под ногами, а над головой.

Спуск стал не таким крутым, и все же каждый шаг делали с великой осторожностью. Мир сузился до размера прыгающего под ногами голубого кружка света.

Халли остановилась.

– Еще раз проверьте, все ли манжеты на костюмах прилегают плотно.

Она повернулась и пошла по умеренно покатому склону. Через пятьдесят футов свет нашлемного фонаря упал на темную, недвижную поверхность – явно не скальную породу. Халли ступила. Поверхность озера не пошла рябью, как вода; густая и вязкая, по консистенции похожая на пахту, бурая жижа заколебалась.

Стиснув зубы, Канер процедил:

– Несет разлагающимися трупами, горелым дерьмом и гниющими отбросами.

– На твоем месте я бы говорила потише, – мягко предупредила Халли. – Взгляни наверх.

– Святая Мария, – ужаснулся Аргуэльо. – Вот это да… Ни разу не видел такой огромной колонии.

– Как думаете, сколько их тут? – Даже голос Боумана звучал удивленно.

– Если учесть размер зала – миллион, не меньше.

В пятидесяти футах над их головами свод пещеры был покрыт устроившимися на ночлег вампирами – с потолка будто свисала огромная серая борода. Покрытые шерстью тельца летучих мышей были похожи на крысиные, а уши – как у чихуа-хуа. В свете фонарей розовые мордочки скалились, обнажая белые острые зубы.

– Говорят, древние вожди инков носили накидки из шкурок вампиров, – произнес Аргуэльо с благоговейным страхом. – Как им удается… э-э… какать, вися вверх тормашками?

– Они на мгновение меняют позу, опорожняются и вновь принимают обычное положение. – Халли покачала головой. – Поразительная акробатика.

– Значит, мы бредем по озеру из гуано, – отозвался Аргуэльо.

– Наверняка кишит бактериями и вирусами. – Голос Канера, пораженный и одновременно испуганный.

– Ничего, Эл, скоро мы отсюда выберемся. Другого пути нет.