Для либералов народный мститель — всего лишь зверь, психологию которого они даже не надеются постичь. Для черных Гарлема народный мститель — расист в духе ку-клукс-клана (невзирая на тот факт, что из пяти его жертв только двое были черными). Для тринадцатилетнего ученика средней школы № 120 мститель — нечто вроде героя из комикса, искатель приключений, который носится по городу в развевающемся плаще и мстит негодяям. Для бывалого патрульного в районе Уэст-вилледж он порядочный гражданин, помогающий полиции…
Я разговаривал с Теодором Перрине, известным судебным психиатром, в его кабинете на медицинском факультете Колумбийского университета. После обычной оговорки относительно того, что психиатра не следует принимать всерьез, когда он пытается высказываться по поводу больного, которого никогда не видел, доктор Перрине, который давал показания в нашумевших уголовных делах чаще, чем какой-либо другой психиатр Америки, высказал такую оценку характера мстителя:
— Мы живем в обществе, ориентированном на смерть. Мы ожидаем этого неизбежного бедствия, и многие из нас убеждены, что нет никакой надежды даже отсрочить его. Наш мир — это мир мучающихся совестью ученых-атомщиков и молодых людей, которые привыкли к самой идее атомной войны настолько, что уже и не ищут путей выхода. Будущее уже не является рациональным продолжением прошлого. Мы все отчасти чувствуем себя подопытными кроликами, которые ничего не знают о науке, за исключением вивисекции, какой их подвергают. И поскольку такая обстановка не дает нам ни секундной передышки, не удивительно, что некоторые начинают восставать.
Каждый из нас обладает агрессивностью. Мы ненавидим преступление и все же ничего не делаем, чтобы не допустить его. Мы начинаем чувствовать, что становимся равнодушными и ленивыми. Вот почему такой человек столь живо привлекает наше воображение: он воплощает в жизнь наши фантазии.
— Значит, вы не считаете, что этот убийца более невменяем, чем все мы? — спросил я.
— Невменяемость — термин юридический, а не медицинский. Но я склонен думать, что этот человек вряд ли безумен. За исключением самой природы его преступлений, нет ничего иррационального в его поведении. Данную ситуацию можно истолковать как логический результат определенной серии психологических вводных. Предположим, что это солдат, недавно вернувшийся из Индокитая, где американские солдаты считают само собой разумеющимся при малейшей угрозе швырять осколочные гранаты. Такие случаи стали настолько обычными в Юго-Восточной Азии, что слова «разнести вдребезги» вошли в наш лексикон.
— Вы хотите сказать, что он был во Вьетнаме?
— Может, он и был там, но у нас нет никаких доказательств. Но если он был во Вьетнаме, то перенес усвоенную там систему ценностей на нашу жизнь.
— Итак, по вашему мнению, мститель воплощает в жизнь те фантазии, которые присущи всем нам. Не кажется ли вам, что его примеру последуют другие?
— Да, я ожидаю этого, когда существует прецедент.
— Значит, вы утверждаете, что все мы способны на это — вопрос только в побуждающем импульсе.
— Вовсе нет. Для этого необходимо быть психопатической личностью, которая способна подавить в себе то, что мы называем «человеческим барьером»: чувство вины, волнение, правила поведения в обществе, страх быть схваченным…
— Следовательно, он не отличает добро от зла, именно это вы хотите сказать? Юридическое определение безумия?
— Нет. Я уверен, что он отличает добро от зла. Вероятнее всего, он строгий моралист и менее лицемерен, чем большинство из нас.
Доктор Перрине — высокий мужчина, почти лысый. Говорит быстро и сопровождает свои слова жестами. Он покоряет окружающих силой своей личности; нетрудно понять, почему его так часто приглашают на крупные судебные процессы в качестве эксперта. В этом месте нашего интервью он подвинул кресло поближе ко мне, наклонился вперед и похлопал меня по колену.
— Он менее сдержан в своих поступках, это главное. Он обладает этим качеством, как и те преступники, которых убивает. Время от времени у многих из нас возникает такое желание; мы видим, как происходит преступление, или слышим о том, что оно произошло, и думаем: «Я бы убил этого сукина сына». Но мы никого не убиваем. Нас воспитали соответствующим образом, и мы считаем, что нельзя опускаться до уровня преступников, потому что тогда не будет никакой разницы между ними и нами. Видите ли, многие из нас нормальны до тех пор, пока не познают наихудшее. Мы умеем притворяться. Умеем останавливаться в нужный момент. Мы умеем оставаться на уровне, потому что воздвигли достаточно преград против безнадежности, порождающей насилие в нашем обществе. Почти все мы в действительности не хотим знать о том, что заставило этого человека убивать себё подобных.
Доктор Перрине улыбнулся своей профессиональной улыбкой; его слова звучали весомо, будто он читал лекцию студентам первого курса медицинского факультета.
— Вероятно, он от рождения идеалист и испытал потрясающую несправедливость и разочарование. Именно это вызвало в нем такую ненависть к преступникам, и он решил пожертвовать собой, но прихватить на тот свет некоторых из них. Это у него навязчивая идея; он переполнен гневом и нашел способ излить свой гнев.
По я не вижу никаких признаков того, как эта ненависть повлияла на его способность здраво рассуждать. Возьмите, например, тот факт, что все его жертвы были убиты одним и тем же оружием. Теперь, когда оружие не так уж трудно достать, он мог бы легко его менять. Но не сделал этого. Почему? Потому что хочет, чтобы узнали о его существовании. Это обращение к городу, предупредительный крик.
— Подобно телефонным звонкам сумасшедшего убийцы из Сан-Франциско, который приглашал прийти и взять его?