Медичи

Приход гостей уже прекратился, разговоры становились все громче и оживленнее, когда по дороге от Имолы подъехал всадник, закутанный в темный плащ, в надвинутой на глаза шляпе, и позвонил у двери, нагнувшись с лошади. Тотчас же отворилась дверь, и в ней появилась худая, мускулистая фигура хозяина. На нем был белый полотняный камзол, стянутый узким кожаным поясом, башмаки в виде сандалий с белыми кожаными ремнями, переплетенными до колен, и маленькая шапочка на коротко остриженных волосах – общепринятый костюм трактирщиков того времени, но его загорелое лицо с резкими чертами, остроконечная бородка и хитрые глаза больше напоминали солдата, которым он давал приют, а большой кинжал, висевший у пояса, доказывал, что он не задумается преградить вход незваному или непрошеному гостю. Увидев всадника, он низко поклонился и отворил ворота, так что тот мог въехать во двор, только слегка нагнувшись.

– Вы Луиджи Лодини? – спросил всадник резким, повелительным голосом. – Я путешествую, и мой друг капитан Монтесекко рекомендовал вас Он, вероятно, заказал мне помещение.

– Так точно, – отвечал хозяин, снимая шапочку, – все готово, и вы будете довольны.

Всадник спрыгнул с седла.

Хозяин свистнул, и подошедший слуга увел лошадь в конюшню. Луиджи провел гостя по деревянной лестнице в просторную комнату, ярко освещенную восковыми свечами. На столе стояли оплетенные соломой бутылки и два бокала.

– Вы хорошо меня принимаете и делаете честь рекомендации капитана.

– Благородный капитан сказал мне, что вы любите сиракузское вино, и поверьте, ваше сиятельство, лучшего вина трудно найти, – осклабившись, отвечал хозяин, – это военная добыча при осаде Вольтерры, подаренная мне одним приятелем.

Он наполнил бокал рубиновой влагой, и гость, не отрываясь, осушил его.

– Превосходное вино, – сказал он, сбрасывая плащ, – мне не напрасно хвалили вашу остерию, сказав, что можно положиться на доброкачественность вашего вина и на вашу молчаливость.

– Мое вино говорит само за себя, и молчаливость моя вполне доказана. Капитан знает, что я умею хранить тайны, и никто не узнает, что Риарио удостоил своим посещением мою убогую остерию.

– Вы знаете меня? – с неудовольствием воскликнул гость. – Монтесекко был так неосторожен?

– Капитан понимает, что я могу хранить тайну, только зная ее, что я могу ручаться за безопасность графа, только зная, кто находится под моим кровом. Кроме того, бесполезно было бы скрывать от меня имя вашего сиятельства – я видел вас в Риме два года назад.

– Пожалуй, Монтесекко прав. Таким людям нужно доверять вполне, так как вы знаете, что я награждаю молчаливость, а измену не оставляю безнаказанной. А где же капитан? Я буду ждать его здесь.

– Он не долго заставит себя ждать, так как сообщил мне час вашего приезда. Он провожал сюда из виллы Монтуги его высокопреосвященство кардинала… А вот, верно, и он, – сказал Луиджи, услышав звонок.

Он сбежал вниз и вернулся с капитаном.

– Я получил ваше письмо, – сказал Джироламо, протягивая руку Монтесекко, – и приехал согласно вашему желанию, так как уверен, вы не вызвали бы меня напрасно.

– Конечно, нет. То, что имею сообщить вашему сиятельству, важно и серьезно. Пером владеть не умею и нахожу, что не обо всем можно написать.

– Совершенно верно. Меня очень интересует ваше сообщение. Ведь вы человек дела, а не пустых слов.

– Вы знаете, граф, что здесь должно произойти и какое участие в этом должен я принять по велению святого отца. Все подготовлено. Войско незаметно подошло к городу мелкими отрядами, а самые надежные люди уже здесь, чтобы в известный момент занять ворота и ввести солдат в город для удержания толпы. Флорентийских войск здесь мало; ворота охраняются слабо, и пока сделано все для выполнения воли его святейшества.

– Браво, Монтесекко! – сказал граф, наполняя стакан. – Я никогда не сомневался, что вы все сумеете устроить.