— Поскольку мы уже здесь… — сказал Овчарук почти шепотом. На крыльце горела электрическая лампочка. При свете ее Данила всмотрелся в Овчарука. Взгляд журналиста был беспомощно-тревожным.
— Ну, что ж, зайдем, — сказал Данила и позвонил.
Открыла Варя.
— Какой же ты, Овчарук! — воскликнула она и, чмокнув журналиста в обе щеки, вытолкнула его за дверь и сама вышла вслед за ним.
Данила был изумлен.
Варя скоро вернулась, потирая открытые до локтя руки.
— Сегодня морозец, — сказала она и стала ходить по комнате, потом остановилась. Некоторое время они стояли рядом и молчали, дожидаясь, кто первый начнет разговор.
— Почему выгнали Овчарука? — спросил Данила.
— Надо, — отрывисто ответила Варя.
— По крайней мере, это невежливо.
Вдруг ее глаза сверкнули гневом.
— Невежливо? А что вы понимаете в вежливости? По-вашему, вежливо не показываться в нашем доме? А вежливо вы покинули меня?
— Вы целовались с Овчаруком в коридоре, — сказал он угрюмо.
— Я на людях целовалась, а не в темном углу, — она вдруг рассмеялась. В ее смехе была такая непринужденность, теплота и ласка. Закинув голову, она смотрела на него снизу вверх, чего-то ожидая, какого-то его движения или слова.
Он смотрел на нее с улыбкой, но не сделал первого шага.
— Это я послала Овчарука за тобой, — прошептала Варя, — не могла дольше ждать.
— Бедный Овчарук, — сказал Данила.
— Мы с ним вместе десятилетку кончали, — торопливо продолжала она. — Он влюблялся в каждую ученицу по очереди. Хороший он, а какой-то смешной. Правда?
Данила молчал.
— Мы долго будем так стоять?