Афганистан - мои слезы,

22
18
20
22
24
26
28
30

Я не мог оставаться равнодушным, видя своими собственными глазами невероятные страдания этого народа. Поэтому я и назвал свою книгу — «Афганистан — мои слезы». Афганцы говорят, что в этом — их наполненное горем сердце. Моя жена Джули думает, что в этом названии — боль и советских солдат, прятавших свои слезы по ночам, и их матерей, которые на глазах у всех безутешно рыдали о трагической гибели дорогих сыновей.

Я сам оказался посреди этой безумной войны. Находясь между двух огней, я видел: моджахеды забыли, что советские солдаты — такие же люди, как и они, и смертоносная пуля или разрыв снаряда причиняют советскому солдату точно такую же чудовищную боль и страдания, как и им самим. Я видел: советские солдаты забыли, что моджахеды — тоже люди, а не просто безжалостные террористы, которых необходимо уничтожить любой ценой.

Как бы мне хотелось, чтобы моджахеды и советские солдаты встретились не как враги, а как друзья. Они обнаружили бы схожие мечты и надежды, то же стремление любить и заботиться о своих семьях. Ну а я хочу указать им путь к Спасителю — только Он в силах утереть каждую пролитую слезу.

Глава первая

Взорванный Афганистан

В кромешной тьме, подпрыгивая на кочках, наш одинокий джип катился по грунтовым улицам Кабула. Следом вздымалось облако пыли, в котором свет задних фар выхватывал из темноты странные кроваво-красные очертания. Свет передних фар освещал лишь несколько метров опустевших и, казалось, заброшенных улиц. Отсутствие фонарей и даже звезд на небе, темные здания, тянущиеся по обе стороны улицы, нагнетали чувство страха. Хотя основным источником страха было не это. Комендантский час, введенный после коммунистического переворота в Афганистане, превратил знакомые улицы города в заброшенные закоулки, где смерть настигала без предупреждения.

Нас окружала мертвая тишина. Даже обычно оживленная воинская часть, погрузившись во мрак ночных теней, неподвижно замерла за колючей проволокой. Все вместе это сливалось в дурное предчувствие. Только шум мотора нарушал ночное безмолвие.

В машине нас было трое: я, моя жена Джули и Клиффорд Ронзель. Клиффорд, врач по профессии, приехал в Афганистан для оказания гуманитарной помощи. Мы с Джули тоже отдавали этому много сил, распределяя свое время между работой и прилежным изучением пушту — одного из двух основных языков Афганистана.

В нашем стареньком джипе было так темно, что мне едва удалось рассмотреть циферблат часов. Я взглянул на часы и, нарушив долгое молчание, сказал:

— Клифф, уже очень поздно, как ты можешь оставаться таким спокойным? Уже без пятнадцати десять. Ты же знаешь, что после десяти они могут стрелять без предупреждения. Будем надеяться, что у них у всех часы идут правильно. Неужели этот драндулет не может двигаться быстрее?

Молодой врач бросил взгляд на тускло светящийся спидометр, затем вновь на дорогу.

— Если мы прибавим скорость, это будет выглядеть очень подозрительно. На улице, кроме нас, никого нет, — ответил он, пытаясь при этом ободрить меня улыбкой.

Это я знал и без него, понимая, как сильно наш джип бросается в глаза.

«Почему мы не выехали раньше?» — спрашивал я себя, вспоминая слышанные мной на этой неделе тревожные слухи о том, как один охранник застрелил водителя потому, что тот остановился недостаточно быстро, и о молодом неопытном солдате, который выстрелил, так как ему «показалось», что он увидел оружие.

Тряхнув головой, чтобы отогнать от себя мрачные мысли, я снова нарушил тишину.

— Клифф, мы ненормальные. До меня только сейчас дошло, что мы едем в старом сером джипе военного образца. Останови машину, — сказал я шутя. — Я больше не хочу в ней ехать. — Повернувшись к жене, я спросил: — А ты, Джули?

— Хорошая мысль, — ответила Джули не совсем уверенно. Очевидно, моя шутка не очень ее насмешила.

Клифф улыбнулся и сказал:

— Потерпи, Дэйви. Осталось пять кварталов проехать, и ты будешь дома в целости и ...

Не успев произнести больше ни звука, он изо всей силы нажал на тормоза, его швырнуло вперед. Колеса с визгом остановились практически в тот же момент, и нашу машину занесло в сторону. Впереди, менее чем в двух метрах от меня, зияло дуло автомата. Я знал, что выстрел может раздаться в любую секунду. Солдат стоял один посреди дороги, направив на нас АК-47. Я поднял руки вверх, упершись ими в стальную крышу джипа, и не смел даже моргнуть. Я боялся, что малейшее движение будет истолковано как попытка сопротивления и спровоцирует выстрел. С поднятыми вверх руками и колотящимися сердцами мы ждали, в то время как молодой солдат пристально нас осматривал.