Гадание на иероглифах

22
18
20
22
24
26
28
30

В немецком клубе открыто пропагандировали войну и прославляли Гитлера как величайшего вождя, которого когда-либо имели немцы. Говорили о «Срединной империи», которая объединит все страны Европы под главенством Германии. Фрау Этер внушала своим подопечным: «Женщина вообще — хранительница очага. Немецкая женщина — верная подруга воина».

Зорге все чаще забегал к Клаузенам с текстами радиограмм для Центра. Они с Максом подолгу обсуждали положение дел на Дальнем Востоке. Японские газеты трубили о том, что безопасность японской островной империи обеспечивается присоединением новых территорий.

Радиограммы становились все длинней, и однажды от переутомления Макс свалился от сердечного припадка. Перепуганная Анна пригласила врача, пожилого, ироничного немца.

— Как давно у вас такое состояние сердца? — спросил он у Макса.

— Что вы хотите сказать? — насторожился Макс.

— Как давно вас осматривал какой-либо доктор?

— Лет десять тому назад.

— А-а! — Доктор покачал головой. — Ну, герр Клаузен, единственная вещь, которая может помочь вам, это — отдых и полный покой.

Он порылся в своем врачебном чемоданчике, вынул оттуда шприц, приготовил его и набрал в него какой-то жидкости из склянки.

— Давайте вашу руку, я сделаю вам укол.

Закатав рукав сорочки Макса, доктор сделал ему укол.

— Покой, только покой, и лед на сердце, если будет хуже, — строго сказал он Анне, складывая в чемодан все принадлежности. — Я поищу вам сиделку.

— Нет, нет, — бурно запротестовал Макс, — не выношу никаких сиделок, они мне действуют на нервы, заранее чувствуешь себя покойником.

— Но вам необходима сиделка, — настаивал врач.

— Не беспокойтесь, доктор, — вмешалась Анна, — я тоже сиделка, много лет проработала в госпитале, так что справлюсь сама.

— Тем лучше, — решил доктор. Уходя, он пообещал регулярно навещать больного.

Макс попросил не говорить Зорге о его болезни.

— Заменить меня все равно некому, — рассуждал он, — а события таковы, что отлеживаться некогда.

— Ну как же, Макс, — заплакала Анна, — ты так болен!

— Ничего! — как говорят русские, — отшучивался он.