Руки Нины отпрянули прочь.
— Давай поговорим, милый. Раз уж ты хочешь, давай выясним все до конца. И, пожалуй, лучше нам одеться и сойти вниз. Ты затопишь камин, мы сядем возле и спокойно поговорим.
Так они и сделали.
А когда дрова в камине запылали и багровые отсветы легли вокруг, Нина сказала:
— Все, что ты узнал сегодня, мне стало известно давно. Еще в институте, от того же Преклонного. Он как раз собирался на пенсию.
Врет, в первую минуту подумал Георгий. Если врет, то зачем? Потом он взглянул на Нину. Нет, не врет.
— И ты, зная всю правду, не ушла? Не порвала с Краснопольским?
Нина коротко усмехнулась.
— Ушла… По молодости лет мне тоже казалось, что я не смогу жить с ним под одной крышей. Ушла.
— Вышла замуж, — догадался Георгий, вспомнив разговор с Петром.
— А что мне еще оставалось делать?
— Ты его хотя бы любила?
— Он был надежен. Настоящий мужчина, я полагала. Он заботился обо мне, ни о чем не расспрашивал, я ему благодарна, — Нина говорила все это, будто читала с листа чужую роль, голосом ровным и на удивление спокойным. Говорила, не глядя на Георгия, словно и не обращалась к нему, словно его и не было рядом. Но вот она повернула голову. — Впрочем, не стоит об этом. Мой брак был порождением моей глупости, простительной, я думаю, для девятнадцатилетней девчонки.
— Но что же вновь привело тебя к Краснопольскому? — теперь уже на огонь камина смотрел Георгий и потому не видел, как удивленно поднялись брови сидящей рядом женщины, как в глазах ее мелькнуло и погасло разочарование.
— Инициативу проявил он. Глеб Евстигнеевич любит меня как родную дочь.
— Ты дочь Миртова.
— Да, это так. Но Глеб Евстигнеевич воспитывал меня с года. Он искренне ко мне привязан.
— И все же почему ты вернулась?
Нина подавила вздох.
— Мы работаем в одном институте. Бок о бок. Двусмысленность наших отношений не могла остаться незамеченной. У меня не было выбора.