Рык Посейдона

На следующий день, после обеда, они купили довольно приличную для своего года «Тойоту» и отправили Джея вместе с сыном Гуляма в Чаман. Там, на границе с Пакистаном, Джей должен был забрать Ганса и втроём вернуться назад.

После отъезда Джея, Гулям с Талгатом выехали из Кандагара на трассу в сторону Кабула. Проехав около часа, Гулям свернул вправо на каменистую, едва различимую дорогу. Она уходила в горы. Талгат знал неразговорчивость Гуляма и поэтому ни о чём не спрашивал. Машину нещадно кидало из стороны в сторону. Скорее всего, это была не дорога, а протоптанная скотом за многие годы тропа. Местами они еле протискивались между камней. Но вот и она закончилась. Тропа упёрлась в скалу. Проход под нависшем над ней выступом был так узок, что пройти там можно было только стоя спиной к стене.

— Всё! Дальше пешком. — Гулям вышел из машины и пошёл вперёд.

— Идти далеко? — спросил Талгат.

— Нет, минут сорок.

Они прошли под скалой и вышли на тропу, которая, петляя по склону, сначала уходила вверх, а затем резко бросалась вниз. Идти было тяжело. Ноги постоянно скользили, норовя сбросить с тропы. Наконец, спустившись вниз, они оказались в довольно широкой долине. Вдали виднелось несколько домиков и поднимающиеся по склону клочки полей. Вскоре на их пути попался ручей неизвестно откуда вытекающий и также куда-то пропадающий.

На подходе к кишлаку их встретило небольшое стадо длинношёрстных коз, которых не спеша гнал старик в длиннополом халате и когда-то белой чалме. На входе в кишлак стояла низенькая, коричневая мазанка с маленьким серпиком над кровлей. Они прошли его почти весь и остановились у последнего дома. Высокий дувал закрывал весь дом. Над ним лишь сиротливо торчали верхушки нескольких деревьев. Незваных гостей встретил злобный лай собаки. Гулям подошёл к низкой, рассохшейся от времени деревянной двери и несколько раз постучал в неё. Пёс был не привязан и от его прыжков на неё, она вся шаталась, и казалось, вот-вот слетит с петель. За дувалом кто-то прикрикнул на собаку и калитка открылась. Из неё вышел высокий мужчина лет пятидесяти с чёрной как смоль бородой. Распахнутая рубаха обнажала его мощную грудь. Закатанные до колен шаровары обнажали замазанные глиной ноги. Было видно, что он месил глину и явно никого не ждал в гости. Он пристально оглядел стоявших перед ним людей, но, узнав Гуляма, заулыбался и жестом пригласил во двор. Посередине двора действительно была замешана глина и хозяин, скорее всего, собирался мазать дом.

— Это Надир-шах, — Гулям тронул Талгата за рукав, — когда-то он воевал против русских, но попал под бомбёжку и оглох. Отец увёз его домой, долго лечил. Всё вылечил, а вот уши нет… Он почти глухой.

— Наверное, лопнули перепонки. Тогда бесполезно.

— Незнаю… У него всегда было много разного оружия. Это ведь он контролировал дорогу из Пакистана на Кандагар… Даже Хекматьяр боялся его. У него всегда всё было, да и сейчас есть. Своё оружие он спрятал где-то в горах и никто не знает где.

— А откуда ты его знаешь? — спросил Талгат.

— Я хорошо знал его отца. Когда-то наши семьи жили рядом… Когда отец привёз его раненым, я дал деньги, чтобы он увёз его на лечение в Пакистан… Он ведь раньше жил в Кабуле, даже учился в университете. Когда пришли русские, старший брат забрал его к себе в отряд. У нас не принято ослушиваться старших… Отец даже не знал об этом. Когда брата убили, Надир-хан стал на его место. Он увёл своих людей из Кабула и воевал здесь. Когда русские ушли, пришли талибы, но он не пошёл с ними. Своих моджахедов он отпустил, а оружие спрятал в горах… Всё, что ты видишь на базаре, это с его складов.

— А американцы знают об этом?

— Даже если и узнают, они не сунутся сюда… Это его земля. Их род жил здесь ещё при эмирах.

— А как мы объясним ему, что нам надо?

— Ты напишешь на бумаге и он всё найдёт… Ночевать будем здесь, иначе он не успеет.

Талгат написал всё, что ему нужно было и отдал Надир-хану. Тот внимательно посмотрел сначала на бумагу, затем на Талгата и кивнул головой. Он жестом пригласил их в дом, но сам заходить не стал. Талгат видел через дверь, как он вымыл в тазу ноги, надел армейские ботинки и, взяв собаку, вышел на улицу.

— А говорить он может?

— Может, но старается этого не делать.

— Почему?