Простаки за границей, или Путь новых паломников

22
18
20
22
24
26
28
30

– Говорит, почитать охота.

– Читать, вон что? Мало ему тысячи свечей, ему лампу подавай! Хотел бы я знать, на черта ему сдалась лампа? Снеси ему еще свечу, и если…

– Но он требует лампу! Спалю, говорит, к дьяволу вашу халупу, если не дадите мне лампу! (Ничего подобного я не говорил.)

– Поглядел бы я, как это он нас спалит. Ладно, тащи ему лампу, хотя, ей-богу, не пойму… Ты все-таки попробуй разузнать, на что она ему сдалась.

И он пошел прочь, ворча себе под нос и не переставая удивляться странному поведению пятнадцатого номера. Лампа была хороша, но при ее свете открылись весьма неприятные вещи: например, постель в глубине пустынной комнаты – не постель, а горы и долы, и удобно улечься в ней можно было лишь одним способом: половчее пристроившись к той выемке, которая осталась в матраце после предыдущего постояльца; ковер, видавший лучшие дни; печальный умывальник в дальнем углу и удрученный кувшин, оплакивающий свой отбитый нос; зеркало, треснувшее посредине, которое отрубает тебе голову по самый подбородок, так что становишься похож на какое-то недоделанное чудище; обои, лоскутами свисающие со стен.

– Прелестно, – сказал я со вздохом. – А теперь не принесете ли вы мне чего-нибудь почитать?

– Отчего же, – сказал коридорный. – У старика прорва книг без толку валяется.

И он исчез, прежде чем я успел сказать, какой литературе я отдаю предпочтение. И однако лицо его выражало глубочайшую уверенность, что он успешно справится со своей задачей. Старик поймал его на месте преступления:

– На что тебе эти книги?

– Пятнадцатый требует, сэр.

– Опять этот пятнадцатый! Потом он потребует грелку, потом сиделку! Тащи к нему все, что есть в доме, тащи буфетчика, и багажный фургон, и горничную! Вот провалиться, отродясь такого не видал. На что, говоришь, ему книги?

– Читать захотел, надо думать, не станет же он их есть.

– Читать захотел… читать? Среди ночи-то? Рехнулся он, что ли? Не будет ему книг.

– А он говорит, ему непременно надо; говорит, все переверну, весь дом разнесу, подавай книги, да и все тут… уж и не знаю, что он натворит, если не дать ему книг; он ведь пьяный, да шалый, да отчаянный такой, ничем его не угомонишь, только этими окаянными книгами. (Я ничем не угрожал и вовсе не был таков, каким меня расписал коридорный.)

– Ладно, ступай. А я буду поблизости. Пусть он только начнет буянить. Я ему побуяню, я его живо в окошко выкину.

И старый джентльмен пошел прочь, как и прежде, бормоча что-то себе под нос.

Этот коридорный был просто гений. Он положил на постель целую охапку книг и пожелал мне доброй ночи с таким видом, словно ничуть не сомневался, что эти книги придутся мне по вкусу. И он не ошибся. Его выбор угодил бы любому. Тут были: и теология – труд преподобного доктора Каммингза “Великие свершения”, и право – “Исправленный свод законов штата Миссури”, и медицина – “Ветеринарный справочник”, и романтическая проза – “Труженики моря” Виктора Гюго, и поэзия – сочинения Вильяма Шекспира. Я никогда не устану восхищаться находчивостью и умом этого талантливого слуги».

У наших дверей собрались, кажется, все ослики, сколько их есть в христианском мире, и чуть ли не все египетские мальчики, и слышен, мягко выражаясь, некоторый шум. Мы собираемся съездить поглядеть знаменитые египетские пирамиды, и сейчас идет смотр ослам, которые нас повезут. Пойду выберу себе скакуна, пока не расхватали самых лучших.