Жара в Аномо

22
18
20
22
24
26
28
30

— Впервые слышу, чтобы кому-то не нравились восемь тысяч и билет до веселого порта, где можно с полным брюхом сидеть на террасе уютного домика, обнимать девочку и любоваться морем, в которое уплывает наемный легион самоубийц.

— Опять? — вспыхнул Ник Матье.

— Извини, сынок, очень уж запали в голову былые приключения капрала из второго батальона в Эль-Маццоне. Недавно о них прослышал. По большому секрету.

— Номер в "Массауа", вы сказали?

— У тебя хорошая память. — Вуд вручил Нику несколько банкнот, взял расписку. — Капля за благоразумие. Море надо заработать. Сделай себя элегантным и валяйся в пансионе до завтрашнего полудня.

— У меня деликатный вопрос, — сказал Ник, — вы кого-нибудь любите всерьез?

Вуд интуитивно почувствовал, что это не шутка, и ответил:

— Женщину, которая меня родила. А что?

— Поклянитесь ею, что не приложили руку к гибели того мастера.

— А… понимаю. Клянусь. Послушай, не бери в голову таких мыслей обо мне. Прямо мороз по коже… Похож я на убийцу?

— Пожалуй, нет, — не сразу сказал Ник, — что угодно, но это, пожалуй, нет.

Ник встал и ушел, покачиваясь как прут на ветру.

Хриплый тотчас же шагнул к Вуду со словами:

— Хозяин, мне полагается пара монет за испорченный зуб.

— Твою рожу трудно испортить. Молись, что выжил. Говорят, этот строптивый малый двумя ударами на полгода уложил в госпиталь задиру Янсена, братца Магды-Луизы, когда тот имел неосторожность зацепить его. — Вуд обернулся к бармену: — Эй, мы уходим! Включай свою шарманку, пусть ребята прибегут и повеселятся!

Папаша Гикуйю поскреб курчавую голову, одернул жилет и робко, боком, волоча ноги, точно на них были свинцовые водолазные калоши, приблизился к журналисту, откашлялся, заинтересовавшись трещиной на стене, и молвил:

— Давно собираюсь просить вас, бвана… в былые времена вы проявили милосердие… всю жизнь с благодарностью…

— Не напрягайся, короче.

— Я боюсь.

— Чего? Пожара в твоем гнездышке?