Песчаные волны застыли, поблекли под ногами ревущего чудища. Звонкое эхо могучей работы понеслось в неоглядную древнюю ширь вместе с запахом дыма и возгласами людей. Испуганно шарахались на лету птицы, раскололась, рассыпалась, сгинула прочь тишина.
Человек всемогущ, как время. Грохотал и звенел его труд, словно трубными звуками возвещал о начале грядущего в жарких и некогда проклятых этих краях.
Точно обезумевшие мчались антилопы.
26
Утренний поезд едва успел подойти к перрону, как тут же на крошечную привокзальную площадь влетели два "харлея", подняв пыль и потревожив крестьян, гнавших скот к товарным вагонам.
Мотоциклы были без глушителей, трещали так, что могли бы повергнуть в панику целое войско. В одном из прибывших на адских трещотках Ойбор узнал старого приятеля Бвераму, капрала.
"Не нужно было мне оповещать этого сумасброда о своем приезде, — с досадой подумал Ойбор, — прикатил с помпой, будто встречает президента, старый чудак, не хватает только петард и хорового пения".
Чтобы избежать шумной встречи, Ойбор, которому не хотелось афишировать свое появление в этом провинциальном городишке, пробрался по вагонам в самый конец поезда, вышел, прячась за спинами, и поспешил прочь.
Станцию и сам городок, в котором насчитывалось всего около трехсот домов, разделяли довольно обширные плантации сизаля. Местной достопримечательностью как раз и была единственная фабрика-кормилица, на которой весьма кустарным способом из листьев агавы добывали волокно и не менее примитивно изготовляли из него грубые ткани и веревки.
После трех с половиной часов тряски в железнодорожной развалюхе Ойбор испытывал неодолимую усталость. Отправляясь сюда, сержант предполагал вернуться в столицу в тот же день двенадцатичасовым и заранее приобрел билет на обратный путь.
Между станцией и городком курсировал автобус, доставивший Ойбора к домику на горе, где жил недавно овдовевший начальник местного полицейского отряда, состоявшего из шести, но стоивших и шестидесяти бывалых молодцов, капрал Бвераму.
Киматаре Ойбор снова пожалел, что дал телеграмму, что капрал с излишним шумом прикатил его встречать, да еще и напарника прихватил. Он очень об этом пожалел, потому что дверь жилища, в котором рассчитывал перевести дух после утомительной дороги, естественно, была заперта — хозяин отсутствовал.
Ойбор уселся под деревом на мягкой траве, с удовольствием прислонясь к теплому стволу спиной и вытянув ноги.
Он вдруг почувствовал себя старым и слабым. Настолько, что не ощутил ни малейшего возбуждения от перемены места, ни малейшего интереса к новизне окружающего, ничего похожего на те чувства, какие сопутствовали ему в подобных случаях еще совсем недавно.
Внизу сгрудились пятнышки красных крыш, будто кто-то сгреб их лопатой к прокопченному корпусу фабрики. Над фабрикой поднимались дымки, в безветренном небе они были строго вертикальные, прямые, как натянутые канаты, и от этого казалось, что фабрика и облепившие ее домишки подвешены к небу.
Серпантин серой грунтовой дороги опутывал гору, усыпанную такими же выгоревшими на солнце красноватыми крышами, как и внизу, у подножия горы домишек было погуще.
На склонах повыше, где пестрели растительностью естественные уступы, паслись домашние животные. Там, в редких впадинах, поблескивали зеркальца воды, сохранявшейся в каменистых "блюдцах" от дождя к дождю.
Мирно и тихо было вокруг. Настоящая идиллия, столь желанная к старости, жаждущей покоя.
Неужели и ему, Киматаре Ойбору, начинает приходить мысль о покое, о тихих рассветах без спешки и бритья за завтраком, о прохожих на улицах, за которых не надо прятаться, следя за чьей-то спиной, о газетах без его имени в уголовной хронике и удобном шезлонге в тени, о детях и внуках, которых нет, неужели пришло время скорбеть об этом?
Что оставил он в прожитых годах? Юность, молодость, зрелость и силу.
ebooksa