Вдруг свет трижды померк не в лад.
Тимофеев вздрогнул.
«Что это?» — подумал он.
Майор до боли в пальцах ухватился за подлокотники кресла и затаил дыхание.
«Может быть, почудилось?» — мелькнула мысль.
Василий Данилович впился взглядом в яркий волосок лампы.
И опять свет начал мерцать не в лад со стуком движка.
— Пять, восемь, ноль… — читал Тимофеев телеграфную азбуку. — Три, три, семь…
Василий Данилович вскочил, сильно оттолкнул кресло.
«Рация! — чуть не вскричал майор. — Рация работает от движка? Лихорев?..»
Они остановились в затишье, в густых, выше человеческого роста, зарослях шаломайника.
— Вот и пришли. Отсюда я и двину на перевал. Доберешься теперь один? Не ровен час — прихватит. Так и на пороге скопытиться можно. А? Лучше я уж провожу тебя.
— Дойду, — ответил Медведев. — Да уж ты-то дома переночуй. Чего тебе из-за меня крюк делать. Всю ночь проплутаешь. Как днем, не отдохнув, пойдешь? Дорога не легкая.
В эту минуту ветер, бушевавший в тайге на сопках, завыл глухо, угрожающе.
— Ишь разгулялась погода! — снова заговорил Медведев. — Ты, Епифан, лучше не ходи в ночь. Спасибо за заботу. Доплетусь. Эка важность. Доплетусь.
— Оно так, — отозвался Казин. — Может, у меня все же переночуешь? Ведь еще семь километров тебе пройти надо.
— Нет, — протянул Медведев. — Лихо мне, но до дому надо добраться.
Медведевым явно овладевало упрямство больного человека, который переоценивает свои силы. Он стремился во что бы то ни стало добраться до родного очага, где, как он был уверен, ему сразу полегчает.
Старик Казин выжидающе смотрел на директора, словно проверяя, сможет ли он добраться до дома. Ночью дорога вдвое тяжелей.
— Нет, Епифан, я домой, — твердо сказал Медведев.