Написавъ фальшивую купчую, Томъ продалъ свою мать владѣльцу одаой изъ хлопковыхъ плантацій въ Арканзасѣ за сумму немножко больше шести сотъ долларовъ. У него не было предвзятаго умысла обмануть довѣріе матери, продавъ ее въ низовья Миссисипи, но покупатель этотъ самъ ему подвернулся. Тому не хотѣлось ѣхать въ сторону отъ рѣки и разыскивать покупателя, тѣмъ болѣе, что тогда пришлось бы подвергнуться извѣстному риску и отвѣчать на разпросы довольно щекотливаго свойства. Въ данномъ случаѣ Рокси сразу понравилась плантатору настолько, что онъ почти ни о чемъ даже и не разспрашивалъ. Кромѣ того, покупщикъ утверждалъ, что Рокси не будетъ сперва даже и знать куда ее привезли, а къ тому времени, когда уяснитъ себѣ это, окажется уже совершенно довольной новой своей обстановкой. Томъ утѣшалъ себя заманчивыми соображеніями о выгодахъ для Рокси заручиться такимъ хозяиномъ, которому она до такой степени понравилась. Увлекаясь потокомъ соблазнительныхъ софизмовъ онъ чуть не убѣдилъ себя въ томъ, что оказываетъ Роксанѣ безъ вѣдома ея самой блистательнѣйшую услугу, продавая ее на плантацію внизъ по теченію рѣки. Ко всему этому Томъ постоянно твердилъ: «я вѣдь ее продаю всего лишь только на годъ. Черезъ годъ я непремѣнно ее выкуплю на свободу. Она все время будетъ имѣть это въ виду и эта мысль поможетъ ей смириться со своею участью». Маленькій обманъ не причинитъ никому ни малѣйшаго вреда и во всякомъ случаѣ все черезъ годъ закончится къ общему удовольствію. По соглашенію съ покупателемъ, разговоръ въ присутствіи Рокси шелъ все время о вымышленной его фермѣ, находившейся будто бы вверхъ по теченію Миссисипи. Плантаторъ расхваливалъ эту воображаемую ферму и увѣрялъ, что невольники чувствуютъ себя тамъ счастливѣйшими людьми. Бѣдняга Рокси тѣмъ легче вдалась въ обманъ, что ей не могла даже и присниться подобная пакость со стороны родного ея сына. Развѣ могло ей придти въ голову, что ея голубчикъ въ состояніи учинить такой подлый поступокъ по отношенію къ матери, когда она, соглашаясь быть проданной въ рабство, хотя бы даже самое мягкое и кратковременное, приносила ему жертву, сравнительно съ которою добровольная смерть являлась бы пустячкомъ, не заслуживающимъ вниманія. Прощаясь съ Томомъ наединѣ, Роксана заливалась слезами и осыпала его ласками, а затѣмъ ушла со своимъ хозяиномъ. Она ушла съ горемъ на сердцѣ, но въ то же время гордясь сознаніемъ своего подвига и радуясь возможности его совершить.
Томъ расплатился по векселямъ и рѣшился ни подъ какимъ видомъ не подвергать на будущее время риску завѣщаніе, составленное судьею въ его пользу. Онъ понималъ, что необходимымъ условіемъ для этого являлось добропорядочное поведеніе съ его стороны. Изъ вырученныхъ за Роксану денегъ у него оставалось еще триста долларовъ. Соображаясь съ планами своей матери, Томъ долженъ былъ отложить эти деньги про запасъ и добавлять къ нимъ ежемѣсячно причитавшееся ей половинное его жалованье. Черезъ годъ должна была составиться сумма, достаточная для того, чтобы выкупить Роксану на волю.
Цѣлую недѣлю Томъ не могъ спокойно спать. Совѣсть у него напоминала измятую грязную тряпку, но всетаки ей былъ слишкомъ уже противенъ столь подлый обманъ материнскаго довѣрія. Съ теченіемъ времени, однако она успокоилась и Томъ оказался опять въ состояніи спать настолько же мирнымъ и безмятежнымъ сномъ какъ и всякій другой негодяй.
Пароходъ, который увезъ Роксану изъ Сенъ-Луи, отчалилъ отъ пристани въ четыре часа пополудни. Она стояла на палубѣ у самаго борта, немного позади колеснаго короба, и глядѣла на Тома сквозь дымку слезъ, до тѣхъ поръ, пока онъ не исчезъ у нея изъ виду, слившись съ толпою въ неопредѣленную сѣрую массу. Когда исчезла наконецъ и эта масса, Роксана не стала больше ни на что глядѣть, а усѣлась на большой свертокъ каната и принялась горько плакать. Такъ проплакала она до глубокой ночи. Отправившись наконецъ, въ помѣщеніе, предназначавшееся въ трюмѣ между неустанно работавшими машинами для пассажировъ послѣдняго класса, она не могла тамъ уснуть и прождала до утра, пробавлясь тѣмъ, что горевала и сокрушалась.
Плантаторъ и Томъ воображали, что «она не узнаетъ» и подумаетъ, будто ее везутъ вверхъ по теченію. Развѣ мыслимо было такое предположеніе для женщины, которая въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ плавала на пароходѣ вверхъ и внизъ по Миссисипи и его притокамъ? На разсвѣтѣ Роксана встала, вышла на палубу и усѣлась опять на свертокъ каната. Бѣдняжка была до такой степени занята своимъ горемъ, что не обращала вниманія на рѣку и ея берега. Пароходу пришлось проходить мимо нѣсколькихъ мысовъ, прибой возлѣ которыхъ могъ бы раскрыть ей истину, способную растерзать ея сердце, свидѣтельствуя, что теченіе рѣки идетъ въ одномъ направленіи съ пароходомъ. Голова бѣдняжки была занята совершенно иными такъ, что Роксана ровнехонько ничего не замѣчала. Подъ конецъ, однако, ревъ слишкомъ уже сильнаго и близкаго прибоя вывелъ Роксану изъ оцѣпенѣнія. Для опытнаго ея глаза достаточно было одного взгляда, чтобъ уяснить себѣ все. На одно мгновеніе ее словно ошеломило и она съ какимъ-то недоумѣніемъ глядѣла на воду, съ ревомъ ударявшуюся въ оконечность мыса. Затѣмъ голова Роксаны опустилась на грудь и она проговорила:
— Господи Боже, смилуйся надо мной грѣшной! Меня продали въ низовья Миссисипи.
ГЛАВА XVII
«Даже и въ популярности можно хватить черезъ край. Туристъ, посѣтившій Римъ, въ первое время сожалѣетъ, что Микель Анджело уже умеръ, но съ теченіемъ времени начинаетъ сожалѣть лишь о томъ, что ему не пришлось присутствовать при кончинѣ этого великаго художника».
Іюля четвертаго дня
«Статистика свидѣтельствуетъ, что въ этотъ день въ Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатахъ умираетъ больше дураковъ, чѣмъ во всѣ прочіе дни года, взятые вмѣстѣ. Въ виду громадности числа дураковъ, остающагося въ запасѣ, приходится заключить, что одно четвертое іюля въ годъ для нашей отчизвы недостаточно и что она переросла прежнюю устарѣвшую норму».
Мало-по-малу наступило своимъ чередомъ и лѣто. Вслѣдъ за тѣмъ открылась избирательная кампанія. Она съ самаго начала оказалась довольно жаркой и съ каждымъ днемъ становилась все горячѣе. Близнецы ринулись въ нее съ тѣмъ большей стремительностью, что въ дѣло замѣшалось ихъ самолюбіе. Блескъ популярности, пріобрѣтенный ими въ первое время, впослѣдствіи померкъ до нѣкоторой степени, главнымъ образомъ потому, что былъ съ самаго начала уже слишкомъ силенъ, а потому долженъ былъ подчиниться закону неизбѣжной реакціи. Кромѣ того, усердно распространялись шепотомъ слухи о томъ, что дивный кинжалъ, принадлежавшій сіятельнымъ графамъ, все еще оставался пропавшимъ безъ вѣсти. Находили страннымъ, и даже до чрезвычайности страннымъ, что этотъ кинжалъ не нашелся, если онъ былъ до такой степени драгоцѣннымъ или же «если онъ въ самомъ дѣлѣ существовалъ». Эти высказывавшіяся шепотомъ соображенія сопровождались хихиканьемъ, пожиманіемъ плечами и подмигиваніемъ, всегда оказывающими желанное дѣйствіе. Близнецы понимали, что побѣда на выборахъ вернетъ имъ прежнее положеніе въ городѣ, тогда какъ пораженіе неминуемо причинитъ имъ невознаградимый вредъ. Поэтому они усердно агитировали, но всетаки не могли тягаться съ направленной противъ нихъ неутомимой дѣятельностью судьи и Тома, проявившейся за послѣдніе дни избирательной кампаніи. Томъ велъ себя до такой степени безупречно въ продолженіе цѣлыхъ уже двухъ мѣсяцевъ, что дядя не только поручилъ ему раздачу денежныхъ суммъ, необходимыхъ для того, чтобы избиратели усвоили себѣ должныя убѣжденія, но поручалъ ему даже брать эти суммы самому изъ несгораемаго желѣзнаго шкафа, хранившагося въ кабинетѣ.
Послѣдняя рѣчь въ этой избирательной компаніи была произнесена судьей Дрисколлемъ и была направлена противъ обоихъ чужеземцевъ. Она произвела самое пагубное для нихъ впечатлѣніе. Судья вылилъ на нихъ цѣлые потоки такихъ ѣдкихъ насмѣшекъ, что заставилъ громадную народную сходку разразиться хохотомъ и рукоплесканіями. Онъ обзывалъ ихъ искателями приключеній, фокусниками, шарлатанами, арлекинами, балаганными знаменитостями и безцеремонно смѣялся надъ аристократическимъ ихъ титуломъ. По его словамъ, это были неудавшіеся брадобреи, выдававшіе себя за графовъ, — проходимцы, прикидывавшіеся джентльмэнами, — шарманщики, утратившіе достойнаго своего сотоварища-обезьяну. Подъ конецъ онъ остановился и замолчалъ. Обождавъ, пока на площади водворилась мертвая тишина томительнаго ожиданія, онъ нанесъ близнецамъ смертельный ударъ. Съ умышленной ледяной холодностью и съ многозначительнымъ удареніемъ на послѣднихъ словахъ, судья объявилъ, что, по его убѣжденіямъ, награда, которую предлагали за пропавшій кинжалъ, была просто-на-просто хвастливой шарлатанской продѣлкой, и что владѣлецъ кинжала сумѣетъ его разыскать, если только представится случай кого-нибудь имъ зарѣзать.
Съ этими словами онъ сошелъ съ эстрады, вызвавъ своей рѣчью въ толпѣ такое сильное впечатлѣніе, что, вмѣсто обычной бури рукоплесканій и одобрительныхъ возгласовъ, толпа словно оцѣпенѣла въ гробовомъ молчаніи.
Заключительная фраза его рѣчи облетѣла весь городъ и произвела всюду поражающій эффектъ. Всѣ спрашивали другъ у друга, что именно хотѣлъ сказать этимъ судья? Вопросъ этотъ неизбѣжно долженъ былъ остаться безъ отвѣта, такъ какъ судья ограничился лишь заявленіемъ, что знаетъ, почему именно высказался въ такомъ смыслѣ. Что касается до Тома, то онъ утверждалъ, будто ему ровнехонько ничего не извѣстно, а Вильсонъ, когда къ нему обращались съ такимъ щекотливымъ вопросомъ, отражалъ его, освѣдомляясь у спрашивавшаго: «какого онъ самъ мнѣнія о заключительныхъ словахъ рѣчи судьи Дрисколля»?
Вильсона выбрали въ городскія головы, а близнецы потерпѣли жестокое пораженіе, послѣ котораго утратили всякое общественное значеніе и остались фактически одинокими. Томъ чувствовалъ себя совершенно счастливымъ и съ легкимъ сердцемъ вернулся въ Сенъ-Луи.
Съ недѣльку послѣ того Даусонова пристань пользовалась сравнительнымъ спокойствіемъ, въ которомъ она дѣйствительно нуждалась. Спокойствіе это было, впрочемъ, далеко не безмятежнымъ и напоминало только затишье передъ бурей, такъ какъ въ воздухѣ носились уже слухи о новой дуэли. Судья Дрисколль до такой степени утомился за время избирательной кампаніи, что у него сдѣлался страшнѣйшій упадокъ силъ. Въ городѣ утверждали, что какъ только онъ въ достаточной степени оправится, графъ Луиджи немедленно пошлетъ ему вызовъ на поединокъ.
Графы-близнецы совершенно отстранились отъ общества и въ одиночествѣ переживали обрушившійся на нихъ позоръ. Избѣгая встрѣчи съ знакомыми, они выходили гулять лишь поздно вечеромъ, когда городскія улицы оказывались совершенно пустыми.
ГЛАВА XVIII
«Благодарность и подлая измѣна являются лишь первымъ и послѣднимъ звеномъ въ одной и той же процессіи. Когда мимо васъ прошелъ оркестръ музыки и оффиціальныя лица въ парадныхъ мундирахъ, вы видѣли все, на что вообще стоило глядѣть».
Празднованіе годовщины упроченія государстевннаго единства Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ. Въ этотъ день всѣ мы имѣемъ основаніе быть преисполнены чувства сердечной искренней благодарности или, точнѣе говоря, всѣ, за исключеніемъ индѣекъ. На островахъ Фиджи пользуются въ подобныхъ случаяхъ вмѣсто индѣекъ двуногими существами безъ перьевъ. Намъ съ вами было бы непристойно насмѣхатся надъ обычаями острововъ Фиджи.
ebooksa