— Нѣтъ, теперь я начинаю думать, что она была нѣсколько удивлена; тогда я думалъ иначе — и принялъ это за выраженіе удовольствія.
— О, нѣтъ сомнѣнія, вы правы; это именно было выраженіе удовольствія; да и что же можно почувствовать, какъ не удовольствіе, получивъ отъ какого-то незнакомаго человѣка такой оскорбительный вопросъ. Что же вы затѣмъ сдѣлали?
— Я протянулъ имъ свою руку и они оба пожали ее.
— Я видѣлъ это! Я не вѣрилъ своимъ собственнымъ глазамъ. Не обѣщалъ ли вамъ тотъ молодой человѣкъ перервать горло?
— Нѣтъ, насколько я могъ судить, они оба, казалось, были рады меня видѣть.
— И знаете, я вѣрю этому. Я увѣренъ, что они сказали про себя. «Безъ сомнѣнія, этотъ чудакъ только-что вырвался изъ подъ присмотра, позабавимся надъ нимъ». Иначе нѣтъ другого способа объяснить ихъ снисходительность. Я видѣлъ, вы сѣли. Это они пригласили васъ?
— Нѣтъ, они не приглашали меня садиться, но я подумалъ, что они просто забыли сдѣлать это.
— У васъ безошибочный инстинктъ. Что же вы еще сдѣлали? О чемъ вы разговаривали?
— О, я спросилъ дѣвушку, сколько ей лѣтъ?
— Нимало не сомнѣвался. Ваша деликатность свыше похвалъ. Ну, дальше, дальше — не обращайте вниманія на мое кажущееся раздраженіе. Я всегда выгляжу такимъ именно тогда, когда чѣмъ нибудь особенно обрадованъ. Дальше сказала она сколько ей лѣтъ?
— О, да, она сказала мнѣ сколько ей лѣтъ, и, кромѣ того, разсказала мнѣ подробно и о матери, ни о бабушкѣ, и о другихъ своихъ родныхъ, а такъ же многое о себѣ самой.
— И она добровольно, сама вдавалась во всѣ эти подробности?
— Нѣтъ, не совсѣмъ такъ; я задавалъ ей вопросы, а она отвѣчала на нихъ.
— Это восхитительно. Но дальше — быть же не можетъ, чтобы вы упустили спросить ее о ея политическихъ убѣжденіяхъ?
— Конечно, я подумалъ и объ этомъ. Она сама демократка, мужъ республиканецъ, а оба они баптисты.
— Ея мужъ? Такъ этотъ ребенокъ замужемъ?
— Она совсѣмъ не ребенокъ. Да, она замужемъ, и это ея мужъ сидитъ рядомъ съ нею.
— И есть у нихъ дѣти?
— Да, семь съ половиной.
— Это невозможно.