Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)

— Я нигде не пропадал. Мы с Сидом все время разыскивали беглого негра.

— Где же вы его разыскивали и кто вас об этом просил? Ваша тетка страшно теперь беспокоится.

— Это она делает совершенно напрасно, так как ничего дурного с нами не случилось. Мы шли сперва следом за людьми и собаками, но не могли их догнать и потеряли наконец из виду. Тогда нам показалось, что мы слышим на воде шум. Раздобыв челн, мы пустились туда, откуда он слышался. Таким образом мы переплыли на другой берег, но не нашли там ничего подозрительного. Мы долго крейсировали по том вдоль берега и отплыли довольно далеко вверх по течению, но под конец устали, спустились несколько ниже, причалили к берегу и улеглись спать. Проснувшись всего лишь с час тому назад, мы переправились опять на здешний берег, чтобы узнать, нет ли чего нового. Сид отправился на разведку в почтовую контору, а я сюда, в надежде раздобыть что-нибудь съестного нам обоим на завтрак. Потом мы собирались вернуться домой.

Дядюшка Фельпс изъявил желание отправиться вместе со мной в почтовую контору за Сидом, которого там не оказалось, что меня, впрочем, не особенно удивило. В конторе оказалось зато письмо на имя тетушки Салли, которое и было передано старику. Мы ждали там еще довольно долго Сида, но так как он не являлся, дядюшка Фельпс объявил, что долее ждать его не намерен и что мы вдвоем поедем домой в тележке, а Сид, когда ему надоест шляться, может вернуться, как ему будет угодно, то есть пешком или же в лодке. Я упрашивал Фельпса позволить мне остаться и обождать Сида, но старик объявил, что это совершенно лишнее и что мне надо как можно скорее вернуться к тетушке Салли, которую очень беспокоит наше отсутствие.

Когда мы приехали домой, тетушка Салли до того обрадовалась, увидев меня, что начала одновременно и плакать, и смеяться. Она сначала принялась меня обнимать и целовать, а затем оттаскала меня за вихор, не причинив мне, однако, никакой боли, и объявила, что задаст Сиду по возвращении такую же трепку.

Дом был полнехонек фермеров и их жен, которые все остались обедать. Всюду шли оживленные разговоры, так что такого галденья мне никогда еще до сих пор не доводилось слышать. Пуще всех тараторила почтенная старушка Гочкис. Язык у нее ни на минуту не оставался без движения. Она рассказывала:

— Так видите ли, сестрица Фельпс, я внимательно осмотрела решительно все в хижине, где вы держали беглого негра, и пришла к убеждению, что он просто-напросто сумасшедший. Я тогда же сказала сестрице Дамрель… Ведь я сказала тебе, сестрица?.. Так вот, сказала я, он совсем умопомешанный. Это были собственные мои слова. Я и теперь повторяю во всеуслышание, что негр был у вас сумасшедший. Это до казывается решительно всем. Возьмем, например, хоть этот самый точильный камень. Я не дам никому уверить себя, чтобы человек в здравом уме стал высекать такие безумные вещи на этом камне. Вспомните толь ко, что там нацарапано: «Здесь перестало биться сердце такого-то узника. Здесь он томился целых тридцать семь лет»… Под конец негр называет себя еще незаконным сыном какого-то Людовика. Ну, уж тут остается только руками развести! Понятно, что он вконец помешался. Я говорила это с самого начала, повторяю это же теперь и готова повторять до скончания века, что он такой же сумасшедший, как и царь На вуходоносор, о котором упоминается в Библии.

— А взгляни-ка на эту веревочную лестницу, свитую из лоскутьев, сестрица Гочкис! — сказала г-жа Дамрель, тоже старушка. — На кой прах могла она ему понадобиться?..

— Я всего лишь минутку тому назад говорила как раз то же самое сестрице Уттербак. Она может под твердить вам это под присягой. Я говорила ей: «Взгляни, сестрица, на эту веревочную лестницу, взгляни на нее! На что она ему была нужна?»

— Интересно знать, однако, каким образом затащили они такую громадину, как этот камень, в хижину? Кто именно вырыл такую здоровенную нору под кроватью? Кто…

— Ты повторяешь опять-таки собственные мои слова, братец Пенрод. Я говорила: «Подымите-ка этот про клятый матрас. Под ним наверное что-нибудь найдется!» Там действительно лежал большущий камень. Я вот и говорю сестрице Дунлеп, именно этими самыми словами, так ей и говорю: «Скажите на милость, как это им уда лось затащить сюда такую громадину? Неужели они могли сделать это без посторонней помощи? Нет, уж извините, это все глупости! Не на таковскую напали. Ни за что не поверю, чтобы это можно было сделать без посторонней помощи! Нет! — говорю я. — Тут были помощники, да еще и не один, а по меньшей мере целая дюжина!» Если бы от меня зависело, я спустила бы шкуру со спины у всех здешних негров, но разузнала бы непременно, кто именно помогал этому сумасшедшему. Нет, говорю я…

— Вы говорите, что у него была лишь дюжина помощников. Я не могу с вами согласиться. И сорока человек мало для того, чтобы выполнить все, что тут было сделано. Возьмите хоть пилу, приготовленную из складного ножа, и разные другие инструменты, брошенные в хижине: ведь это все страшно хлопотливая работа! Чтобы разрезать такой пилой ножку кровати, пришлось, наверное, работать вшестером целую неделю. Взгляните на чучело, сделанное из соло мы и уложенное на постель, взгляни те на…

— Вы совершенно правы, братец Гэйтоуер, я как раз то же самое говорила братцу Фельпсу. Он даже сам спросил меня: «Что вы думаете на этот счет, сестрица Гочкис?» Что я думаю на этот счет, братец Фельпс, то есть, именно, что я думаю насчет этой ножки, отпиленной у кровати? Понятное дело, говорю я, что эта ножка никак не могла себя отпилить сама. Из этого следует, говорю я, что кто-нибудь ее отпилил. Таково истинное мое мнение. Можете с ним соглашаться или нет, это уж ваша воля, но только что бы там ни утверждали, а я при нем так и останусь. Я говорила даже сестрице Дунлеп…

— Слопай собака всех моих кошек, если здесь за последний месяц не шлялись каждую ночь целой шайкой негры, пособлявшие этому беглому и помогавшие ему работать. Взгляните только, сестрица Фельпс, на эту рубашку! Каждый дюйм в ней покрыт таинственными африканскими знаками, написанными кровью. Подумаешь, сколько крови на это изведено! У одного человека, пожалуй, нельзя и выпустить столько крови, сколько здесь израсходовано. Я с удовольствием за платил бы два доллара, чтобы мне прочли эти надписи, но что касается негра, который позволил себе их изобразить, то если бы он мне попался, я велел бы привязать его к столбу и драл бы собственноручно ремнем, пока…

— Уверяю вас, братец Марпльс, что у него было множество помощников. Вы бы и сами, наверное, пришли к этому убеждению, если бы побывали раньше в его хижине. Вообразите себе, что они крали у нас решительно все, что попадалось им под руку, — крали, несмотря на то, что мы всячески старались за ними следить. Эту рубашку они утащили прямо с веревки, на которой сушилось белье. Что касается веревочной лестницы, то они изготовили ее из простыни, которую своровали у меня не то чтобы один раз, а несколько раз кряду! У нас тогда пропало множество вещей: мука, свечи, подсвечники, ложки, старый таз для варенья… всего просто и не упомнишь… Да вот, кстати, пропало также и новенькое ситцевое платье. Кажется ведь, я сама, мой муж и оба племянника: Сид и Том — постоянно были настороже день и ночь. При всем том никому из нас не удалось изловить воров или хотя бы даже подметить какой-либо их след. И вот, как раз в последнюю минуту, — извольте радоваться, — они ускользают у нас из-под носа и оставляют в дураках не только одних нас, но также и разбойников с индейской территории. Они уходят с беглым негром здравы и невредимы, несмотря на то, что за ними следом гонятся двадцать две собаки и шестнадцать человек с ружьями! Признаться, я ни о чем подобном в жизни моей не слыхивала. Если бы это были не люди, а духи, то им все-таки не удалось бы устроить это дело ловче и таинственнее. Да и в самом деле, подобную шутку могли выкинуть единственно только духи. Вы знаете ведь, какие у нас собаки: злее их не найти во всем околотке. Кроме того, у них превосходное чутье. Между тем, представьте себе, что на неизвестных похитителей беглого негра собаки наши не лаяли и были не в состоянии отыскать их по следу. Попробуйте-ка мне объяснить этот факт, если можете!

— Признаюсь, это меня изумляет…

— Клянусь Богом, я никогда не слыхивал ничего подобного!..

— Мне становится очень страшно за вас, сестрица…

— Если бы еще тут можно было заподозрить домашних воров…

— Признаться, мне было бы страшно жить в таком доме…