— Значит, дело затормозится?
— Думаю, что да. Но Осушкин на этом не остановится. Надо бы как-то перехватить инициативу.
Можаров встал и заходил по комнате:
— Сложный ты подкинул вопросец. Осушкин, это тебе не Дахов. И тут основательно надо мозгами пораскинуть… У меня в милицейской колоде есть джокеришка один… Да ты рот не разевай, — ухмыльнулся Можаров. — Сразу видно, что в покер никогда не играл. Там зачастую не карта главное. Собачья выдержка нужна. А джокер, ну как тебе объяснить? Это человек такой, из которого мы с тобой что угодно слепим. С его помощью любую раздачу выиграем.
— Я вам верю, Николай Филипыч. Вот и тогда с Кисуневым… — услужливо забормотал Фуфаев.
— Кисунев что? Кость. Вот мы и подбросим косточку эту Жимину. По новой… — многознаителыю произнес Можаров.
— Он нас уберет! — позеленел Фуфаев.
— Так все надо делать с умом. А пока иди. Дай хоть утром со свежей головой подняться.
Однако рассвета дожидаться не стал. Тут же позвонил Жимину.
Когда услышал помятый и скользкий голос полковника, совсем неожиданно для того спросил:
— Ты природу любишь, Порфирий Петрович?
— Что там у тебя произошло?
— Да хочу вот прямо зимой с тобой в лодочке покататься.
— Не темни. Раз уж разбудил — говори толком.
— Толк у нас только тогда будет, когда Осушкина уберешь, — без обиняков начал Можаров. — И не перебивай. Ты со мной легко распрощался. Я, как видишь, зла не помню. Ушел из райотдела спокойненько. Без лишних эмоций.
— Но там же Штапин…
— Я тебе что сказал: не перебивай. Вы с Саранчиным кисуневское дело махом прикрыли. А оно в архиве целехонькое лежит. И прелюбопытные фактики в нем. Люди скажут: зачем же это полковнику понадобилось? Такая тишь и гладь. Совсем, как в эатончике том речном… Вот-вот… Не только Фуфаев про это знает. Ловко тогда вы с Саранчиным в тень ушли. Но молчим ведь. Понимаем: зачем хорошему человеку кровь портить и жизнь ломать. Помоги и ты нам. Век не забудем. Утром буду у тебя.
Поднялся и зашаркал старыми домашними шлепанцами в сторону спальни.
Эх, жизнь-житуха!.. Ученые говорят, спорят, чертыхаются о том, как сложно и вместе с тем до гениальности совершенно устроен мир. А он нет-нет, да и деранет будто наждачной бумагой по твоим же бокам. И норовит пожестче задеть, побольнее…
Оглянешься по сторонам: а ты ведь в принципе беззащитен перед любыми малыми самыми неприятностями. Еще вчера казалось, что уверенно паришь над житейскими весями, над другими людишками, с которыми связан какими-то странными нитями.
ebooksa