Искатель. 2014. Выпуск №5,

22
18
20
22
24
26
28
30

В одну из темных августовских ночей домик (к счастью, пустой в тот момент) сгорел дотла. Грешили на самого Автандила: якобы тот, разругавшись с женой, хлебнул водки, облил собственное творение бензином из канистры и чиркнул спичкой. Так оно было или не так— осталось за кадром: наследующий день Автандил исчез. С собой он прихватил рюкзаке провизией, охотничий карабин, с которым по осени ходил на уток, и три упаковки патронов. Из этого соседи сделали вывод, что плотник подался на войну с неверными, захватившими когда-то его аул. Жена, с которой он разругался, толстая продавщица Мариам, выла на весь двор, выдирала из головы остатки волос и грозилась свернуть суженому шею, когда тот одумается и вернется.

Кажется, Айлун задремала, потому что увидела сгоревший домик целым, утопающим в белом тополином пуху, и дядю Автандила, распивающего чачу с местным участковым. А проснулась от звука шагов с противоположной стороны от киоска. Она осторожно выглянула из-за своего укрытия: так и есть, какой-то перец лет двадцати пяти, в стареньких кроссовках, видавшей виды рабочей джинсе и фирменном кепарике козырьком назад. В мускулистых руках он нес коробку — судя по размеру, из-под телевизора. Следом появился второй, помоложе и посубтильнее, с двумя клеенчатыми сумками наперевес. Оба подошли к краю тротуара и встали, не сделав ни одного знака (то есть не засвистев и не махнув рукой), но из-за угла тут же выехал неприметно-серый фургон — Айлун еще подумала, что машина, наверно, проделала далекий путь, а за углом ждала условленного времени. Оба парня подошли к фургону, открыли заднюю дверцу и быстро погрузились туда вместе с поклажей. Шофер выбросил недокуренную сигарету и неожиданно оглянулся, встретившись взглядом с Айлун. Отчего-то та испугалась: глаза у водителя показались ей недобрыми. Не сердитыми, не угрожающими, ничего подобного: просто с таким взглядом очень удобно пришпиливать бабочку — еще живую — к странице гербария. Или ловить в прицел очередного неверного — хотя кто это такие, девушка представляла себе плохо, лишь одноглазый Автандил мог бы просветить ее в этом вопросе…

— Значит, это был Зарубин, — проговорил Алеша, кивнув на ссадину на лице девушки.

Айлун зябко поежилась.

— Денис называл его папой. Я думала, и правда Зарубин его отец, а это оказалось прозвищем.

— И он хотел, чтобы вы привязали Дениса к себе, притворились беременной, увезли куда-нибудь подальше, даже денег предлагал на дорогу… Зачем? С какой целью?

— Не знаю, — она отвела глаза. — Мне показалось, он его боится.

— Денис — тренера?

— Нет, наоборот. Денис узнал про Зарубина что-то такое… — девушка запнулась, подбирая слово. — То, чем можно шантажировать. Какую-то тайну.

— Ничего, выясним, — мрачно пообещал «сыщик». — Теперь я с них с живых не слезу. С Зарубина — в первую очередь. Будет знать, как девушку по лицу бить.

Айлун посмотрела на собеседника долгим взглядом. И внезапно сделала то, чего тот не ожидал: протянула руку и легонько коснулась его щеки.

— Да, вы можете. Вы такой…

— Какой?

— Светлый. И добрый. Не сумею лучше сказать. Защитите Дениса, хорошо? Я чувствую, ему угрожает опасность. Только он, дурачок, этого понять не хочет.

Клуб айкидо назывался «Гармония» и был расположен в здании ФОКа частной гимназии на улице Пальмиро Тольятти. Они втроем — сам «сыщик», Яша Савостиков и Андрей Калинкин — сидели на низкой скамейке за кромкой борцовского ковра и наблюдали за занятиями. Всего спортсменов было около двух десятков, разного возраста и степени подготовки. Среди них было несколько явных новичков — немного неуклюжих с виду, однако над ними никто не посмеивался, даже если им не давались какие-то упражнения: наоборот, тут же находились добровольные помощники из числа старших учеников. Их, старших, можно было определить по особой плавности и законченности движений. Ну, еще по широким черным хакамам — слово, выуженное Алешей из интернетовских дебрей и означающее широкую юбку-брюки особого покроя, — это одеяние ученик получал вместе с черным поясом при присвоении ему мастерской степени.

Яша выглядел слегка виновато. И всякий раз, стоило Алеше вопросительно посмотреть на него, смущенно качал головой.

— Не знаю. Какие-то движения вроде похожи, а так… Там ведь все очень быстро произошло. Тот, который чернявый, только рот и успел открыть.

Чернявый — это Иван Рухадзе, понял «сыщик». Повыше и поплотнее своего приятеля Никиты Потапова и тяжелее на пяток килограммов — наверно, в их учебных схватках он всегда одерживал верх за счет бычьего напора и нечувствительности к боли. Свернуть такому субъекту шею достаточно проблематично, но сломать кисть, ударить в болевую точку над ключицей… Много ли силы для этого нужно?

— Немного, — подтвердил его догадку старший тренер «Гармонии» Михаил Михайлович — примерный ровесник Зарубина, с внешностью, весьма далекой от Страны восходящего солнца: уютно-полноватый, с мягкой улыбкой и при несерьезных очках в круглой проволочной оправе. Такого легко представить за бухгалтерским столом со стареньким компьютером или уплетающим украинский борщ на кухне, в окружении жены, тещи и пятерых ребятишек — все как один такие же плотненькие, уютные и улыбчивые… Впрочем, минут двадцать назад Алеша наблюдал, как Михаил Михайлович отражает атаку старших учеников — те нападали сразу втроем, в полную силу и скорость, с явным намерением «свалить и затоптать». Старший тренер же… не то чтобы защищался, а, скорее, отмахивался одной рукой, другой придерживая сползающие с носа очки. И при этом объясняя остальным тонкости техники: если я сделаю вот так, то получится это, а если эдак — то им, то есть агрессорам, станет и вовсе худо… Агрессоры же, сами состоявшиеся мастера, то отлетали прочь, будто натолкнувшись на гранитный утес, то сталкивались друг с другом, теряя наставника из вида, то запутывались в беспомощный клубок — как сами-то себе не сломали что-нибудь… Все это походило на тщательно срежиссированный балет, но Алеша, успевший усвоить кое-какие истины, знал: здесь все всерьез, по-настоящему, без поддавков…

Тренировка вскоре закончилась. Ученики покидали зал, делая в дверях короткий поклон, словно благодаря его за то, что тот разрешил им позаниматься в своих стенах.