— Зачем ты отдала Бонапарту свой медальон?
Жанна подняла на меня глаза, и я увидел отражение свечи в ее зрачках.
— Я люблю его, батюшка. И он любит меня. Он объяснился мне…
— Давно? — глухо спросил я.
— В тот день, когда Огюстен рисовал мой портрет, помнишь? Его невозможно не любить. Он прекрасен… Все в нем прекрасно. Я любила бы его, если бы он был простым матросом, или крестьянином, или каторжником… Мне все равно.
Каторжник. Каторжник Наполеон Бонапарт, любовник ее высочества принцессы Жанны-Луизы де Конде де Бурбон, не подозревающей, что она — принцесса…
— Почему ты смеешься, батюшка?
Я смеюсь? Черт, я и вправду смеялся. Хохотал так, что тело сгибало пополам и из глаз катились крупные слезы.
— Ты смеешься потому, что я, простолюдинка, посмела полюбить императора?
— Ты
— Герцог? — непонимающе переспросила Жанна-Луиза.
— Да. В твоих жилах течет кровь Бурбонов, моя девочка. И ты полюбила чудовище, повинное в смерти твоей семьи. Я служил твоему отцу в Эттенхейме. И вынес тебя на руках через потайной ход, когда на дом напали солдаты Наполеона. Они должны были арестовать всех, кто находился в усадьбе, —
Она все еще не понимала меня. Нет, не так: она меня попросту не слышала. Ибо ее мысли были заняты чем-то иным, более важным.
— Что ты намерен сделать с ним? Ты хочешь его убить?!
— Я уже убил его, — сказал я. — Час назад я дал ему смертельную дозу мышьяка.
— Что?!
Моя девочка, моя принцесса, отшатнулась от меня, как от больного проказой. Потом вдруг порывисто вскочила на ноги.
— Господи, какая же я дура… Нужно срочно бежать туда…
— Куда?
— В Лонгвуд. Может быть, еще не поздно… — Она повернула ко мне свое искаженное лицо. — Куда ты подсыпал яд? В еду? В вино? Говори же!