Кроме Машеньки, самого хозяина и прислуги, в поле зрения Егора мелькали и иные персонажи, симпатичные и не очень, но в общем и целом любопытные. Чаще других к Юлию приезжал на крутом «вольвешнике» худой и слегка сутулый тип с обширной плешью, старательно прикрытой семитскими черными волосами. Семитского типа звали Рудик Изельман. Всегда отутюженный, накрахмаленный, в черном костюме за полторы «штуки» баксов, он напоминал хорошо раскрученного гробовщика. С Егором он поздоровался единственный раз, при первой встрече, после чего навсегда потерял к нему интерес.
О том, что господин Изельман до недавнего времени был импресарио знаменитого на весь мир скрипача, Егор узнал от охранника, Всеволода Ерофеича. Тот, прослышав о Егоровом подвиге по спасению хозяйки из лап террористов, проникся к нему неподдельным уважением и по вечерам, освободившись от дежурства, стал зазывать на кухню, где хозяйничали две милые женщины: Элеонора Львовна — высокая, полногрудая, усердно молодящаяся дама в возрасте «слегка за пятьдесят» и тихая, как мышка-полевка, Екатерина Николаевна.
В один из таких вечеров у них зашел разговор о Рудике Изельмане. Необязательный, ленивый, когда все иные темы (политика, шансы нашей сборной на чемпионате мира по футболу и цены на любимый Ерофеичем портвейн) были исчерпаны.
— Скользкий тип, — прокомментировал Ерофеич, отправив в рот ломтик сыра. — Этакая рыба-прилипала — явление распространенное, тут и говорить не о чем. Но вот история с его скрипачом… Владислав Виндзоров — не приходилось слышать? Бешеный талант, лауреат международных конкурсов и прочая…
— И что с ним случилось? — поинтересовался Егор.
— Прошлым летом, кажется в июне, Рудик повез его во Францию, на гастроли. А когда ехали обратно — уже после Москвы (они сначала летели самолетом из Парижа в Москву, а уж оттуда — поездом до родных осин) — скрипач исчез. Вышел в вагон-ресторан — и не вернулся. Полиция весь состав обшарила сверху донизу и местность вдоль железнодорожного полотна…
— Ничего не нашли?
— Футляр от скрипки. В лесочке, в полукилометре от станции «Солнечная» — там поезд стоит три минуты. Мне Володька, приятель мой, рассказывал, будто на футляре были следы крови… Мы с ним, с приятелем то есть, вместе когда-то служили в линейном отделе.
— А дорогая была скрипка? — спросил Егор.
— Да уж не за тридцатник купленная в универмаге.
— Так, может, из-за нее…
— Может, и из-за нее, — не стал спорить Ерофеич. — К остальному багажу грабители не притронулись, взяли только скрипку… Скрипку забрали, а футляр выбросили, вот что странно.
— Значит, розыск ничего не дал?
Ерофеич развел руками.
— Нет трупа — нет преступления. Хозяин, помнится, даже деньги ментам совал (немалые, кстати), чтобы искали получше.
— И что?
Ерофеич хмыкнул.
— Взяли, не подавились. Да что толку.
Солнце медленно опускалось за кромку леса — тускло-оранжевое и надменное, точно шар Монгольфье. Егор встал правым боком к «крепостной стене», огораживавшей особняк, — так, чтобы в «кадр» попал закат над озером и некое незавершенное строительство на противоположном берегу, и раскрыл привезенный с собой этюдник.
Строительство выглядело живописно: этакие серовато-желтые каменные зубцы (туф, определил Егор), которые при известном воображении можно было принять за старинную крепость.