Грабитель прикрыл рыбу перепонками и, выставляя навстречу врагу челюсти, не подпускал его к себе. Нападавший, не рассчитав удара, опустился слишком низко. И тотчас же — распластался на скале: сильный удар в голову сшиб его. Он не мог взлететь, но борьбы не оставил. Ползком, кое-как цепляясь за трещины и уступы, он приближался к ящеру, торопливо рвавшему рыбу на части.
Они схватились на скале. Страшные челюсти — теперь свободные — громко стучали, сверкали длинные зубы, змеиное шипение вырывалось из широко раскрытых пастей. Длинные шеи извивались, увертываясь от зубов противника, — каждый из ящеров старался перегрызть шею врага.
Из разорванной кожи разбойника вытекали крупные капли темной крови. Он хрипел и задыхался, его когти судорожно цеплялись за скалу, а одна из перепонок, смятая и разорванная, волочилась по скале. Длинная кость, поддерживавшая ее, была перебита сильным ударом челюстей, и конец этой кости торчал наружу, цеплялся за перепонку, рвал ее на разноцветные клочья.
Удар в голову… Ящер подогнув шею, свалился на бок. Его пасть широко раскрылась, глаза закатились и чуть мерцали. Пальцы задних ног впились в трещину скалы, а передние — царапали камень.
Последний удар…
Побежденный ящер затих. Только шея чуть вздрагивала, да дергалась задняя нога.
Победитель доел рыбу, расправил перепонки, сильно потрепанные в борьбе, потянулся и медленно пополз со скалы. Он спустился в расщелину, добрался до уступа, ярко освещенного солнцем, и, закутавшись в широкий плащ перепонок, затих. Он был утомлен борьбой и был сыт. Оставалось одно — греться на солнце и дремать.
В то время, как птеродактили сражались из-за рыбы, бронтозавр-детеныш шел через поросшую папоротниками равнину. Он никак не мог остановиться — мегалозавр, так напугавший его, словно мерещился ему там, позади. И он спешил все вперед и вперед. Казалось, он хотел убежать как можно дальше от страшного ящера-хищника.
Скоро впереди показались утесы. Они громоздились на горизонте, закрывая собой небо. Здесь бронтозавр никогда еще не был. Он никогда не видал утесов. Издали они походили на лес — темная зубчатая полоса. Но чем ближе подходил бронтозавр к этому «лесу», тем резче вырисовывались пики и зубцы скал. Влажный ветерок подул ему навстречу, но он не принес с собой запаха преющей листвы и гнили. Ветер нес с собой запах моря.
Все же бронтозавр не остановился. Влажный ветер — признак болота, озера. И он пошел навстречу этому ветру, несшему такой странный запах.
Птеродактили давно заметили неуклюжее животное, медленно продвигавшееся по равнине. Хорошие летуны, они мало боялись врагов, — кто мог догнать их в воздухе?
Даже сам мегалозавр не смог бы справиться с ними. Но все же они насторожились. Недавняя драка сильно раздражила их, они и теперь еще то и дело угрожающе щелкали челюстями и шипели друг на друга. Дралось только двое, но раздражены были все: много птеродактилей было свидетелями драки, и если они не приняли в ней участия, то только потому, что драка кончилась слишком скоро. Но возбуждение, вызванное видом драки и запахом крови, не улеглось.
Бронтозавр подошел к скалам. Идя вдоль их гребня, он то и дело высоко вытягивал шею и, задирая кверху голову, старался заглянуть за скалы, точно так же, как он глядел через кусты в зарослях.
Эти движения раздражили птеродактилей. В голове бронтозавра они видели скрытую угрозу. В длинной шее его было странное сходство с исконным врагом птеродактилей. Этот страшный враг скрывался в морской глубине, они никогда не видели его целиком и знали только его длинную шею с маленькой головой на конце. Эта голова вдруг высовывалась из морских волн, пасть раскрывалась, хватала зазевавшегося птеродактиля и утаскивала его в воду.
Испуг, вызванный таким сходством, быстро прошел — ведь шея высовывалась не из воды. Но вместо испуга появилось раздражение, а раздражение перешло в ярость.
Один за другим снялись со скал и утесов летающие ящеры и закружились над бронтозавром. Тот от неожиданности замер на месте — появление в воздухе странных существ сильно его смутило. Но вскоре он успокоился — криков не было, ящеры летали молча. А только крики и боль могли вывести бронтозавра из состояния того невозмутимого спокойствия, в котором он обычно находился. Бронтозавр пошел вперед, продолжая вытягивать шею и заглядывать через вершины утесов.
На одной из невысоких скал был уступ. На нем сидело несколько детенышей птеродактилей. Они уже умели кое-как летать, но делали это очень неуклюже, а потому и проводили большую часть своего времени на скале. Уступ был невысоко над землей, и бронтозавр, вьггянув шею, достал до него головой и ткнулся мордой в птеродактиля, дремавшего под своими перепонками.
Птеродактиль резко вскрикнул.
И тотчас же воздух наполнился резкими звуками и скрежетом челюстей. Словно сотни ржавых петель заскрипели над скалами, словно тысячи пил врезались в сталь. Туча птеродактилей взвилась над утесами. Разъяренные криками, раздраженные беспрестанным мельканием соседей, толчками и ударами перепонок, они свирепели с каждой минутой. Крики становились все громче. Тут и там поднялись драки между столкнувшимися в воздухе ящерами.
Бронтозавр остановился. Он вытянул было шею вперед, но сейчас же пригнул ее к самой земле, так что кончик его носа уперся в камни: резкий удар показал ему, что кругом — враги. Бронтозавр не пытался бежать, словно знал, что ему не спастись бегством от подвижных летунов. Он замер, протянув шею к земле. Спрятать голову и раненый хвост он не мог, и на них посыпались удар за ударом.