— Вот ты и сдай одну комнату, — толкнула ее в бок Глафира. — У вас со стариком на двоих трехкомнатная. Зачем вам такие хоромы?
Алевтине реплика подруги не понравилась. Она недовольно возразила:
— После того как сын со снохой уехали, мы с Гришей привыкли одни жить, не сможем с посторонним. — И вдруг оживилась, с удовольствием «перевела стрелки». — Так что тут искать, Ульяна Лопатина сдаст комнатку. Ей сейчас любая копейка дорога. Она уж год как без старика осталась. Бедствует. Харитон-то подрабатывал. По плотницкой части он был мастак. Как умер — Ульяна совсем сникла. Пенсия у нее маленькая.
— И не в деньгах дело, — перебила Глафира. — Любовь у них была. Настоящая. Вот и тоскует Ульяна, места себе не находит. Думаю, Ульяна сдаст комнату. Легче ей будет, когда человек рядом.
— И как мне ее найти? — осведомился Вадим.
— Очень просто, на пятом этаже, в семьдесят девятой. Но ее сейчас нет дома, она бутылки пошла сдавать.
— Вот она — легка на помин, — воскликнула Алевтина, указывая на подходившую высокую седую женщину лет семидесяти.
Ульяна поставила старую, с перемотанными синей изолентой ручками сумку на край скамейки, на которой сидели старушки, и исподлобья стала рассматривать следователя.
— Сдала бутылки-то? — с легкой усмешкой спросила ее Алевтина.
— Сдала, — с неохотой ответила Ульяна, — хлеба да вермишели купила.
— А с тебя, соседка, причитается, — улыбнулась Глафира. — Мы тебе постояльца нашли. Серьезный человек, следователь. Вадимом Сергеевичем кличут.
Ульяна ничего не ответила, продолжая изучающе разглядывать Вадима.
— Ты, подруга, словно не рада, — не отставала Алевтина. — Ты же сама хотела сдать комнату, чтобы на душе не так муторно было. Или передумала?
— Ну, хотела, — выдавила Ульяна, отводя взгляд в сторону и неловко переминаясь.
— Если вы против, то я поищу в другом месте, — смутился Вадим, не ожидавший холодного приема со стороны Ульяны.
— Я не против, — тихо ответила Ульяна и с глубокой грустью в глазах посмотрела в глаза следователю. — Ты мне Валерку напомнил. Сынок мой такой же был — худенький и рыженький. Живи. Дорого не возьму. Я в семьдесят девятой, на пятом.
Ссутулившись, она устало направилась в подъезд. Когда за ней закрылась железная дверь, Глафира пояснила:
— Валерка — сынок ее был единственный и любимый, поздний. В Чечне погиб. Как только тогда она, бедняжка, выдержала, с ума не сошла.
— Да-а, нелегкая судьба у бабоньки, — вздохнула Алевтина. — А судьбу, говорят, на телеге не объедешь.
— Кому что начертано, — добавила Глафира, — кто всю жизнь в сыру-масле катается, а кому со всех сторон одни шипы.