На орбите

Запуск задерживается на шестнадцать минут, напряжение в зале растет.

На борту «Бесстрашного», 21 мая, 8 ч. 44 мин. по тихоокеанскому времени

Ну-с, поскольку все проблемы человечества я уже разрешил (шутливо сообщает обреченный на смерть пассажир космического корабля), пора уделить внимание моим собственным. Главная состоит в том, как и когда мне надлежит «обесточить» себя — или лучше все же сказать, как легче погрузиться в вечный сон.

Помимо этого, меня одолевает стыд: если бы я плыл сейчас в лодке, внезапно давшей течь, разве я не попытался бы эту течь заделать? Разумеется, попытался бы. А между тем я просидел здесь несколько дней, полагая, что сделать ничего не могу, хоть и знал в глубине души: это неправда. Я мог предпринять попытку.

Я собираюсь влезть в скафандр Билла, выйти наружу и посмотреть, не удастся ли мне что-нибудь починить. Каковы мои шансы на успех? Нулевые. Да, я не лишен технических навыков, могу, например, отремонтировать звуковой динамик. Однако на деле моя степень бакалавра по электротехнике — фикция, поскольку знаниями, полученными во время учебы, я никогда не пользовался. Вот и подумайте, смогу ли я исправить повреждения, которые причинил космическому кораблю летящий на огромной скорости метеорит?

Что ожидает меня в худшем случае? Я умру снаружи, а не внутри, но хотя бы умру при полном параде, в костюме настоящего астронавта.

Знаете, я испытываю странный прилив сил. Может быть, в кабине уже возник избыток CO₂? Я ощущаю себя более свободным. Не исключено, впрочем, что эта легкость объясняется близостью конца. Легкость плюс тихое помешательство, порожденное страхом. Возможно, именно поэтому мне не терпится выйти наружу и потягаться с пустотой.

Надеюсь, вы понимаете — одно лишь сознание того, что какой-то человек станет вникать в мое словоблудие, избавляет меня от чувства одиночества. Спасибо вам за это! Если кто-то из моих детей будет еще жив, когда все это найдут и прочитают, позаботьтесь, пожалуйста, чтобы они получили письма, которые я написал каждому из них. Что касается Шарон, я говорю ей только одно: прости. Я хотел бы, чтобы у нас как супружеской пары все сложилось лучше.

И пожалуй, я хотел бы сказать всем вам еще одно.

Мне хочется, чтобы в будущем каждый мужчина и каждая женщина хорошо помнили сцену, разыгравшуюся в 1968 году, когда трое астронавтов «Аполлона-8» увидели, как маленький, прекрасный голубой шарик, на котором мы живем, встает над лунным горизонтом, и рванулись к нему — к оазису красоты в бесконечной, усыпанной звездами черной пустоте. Они поняли, что смотрят на космический корабль, носящий имя Земля, на свой родной дом. И внезапно войны, границы, конфликты показались им полной дурью. На деле человечеству еще очень далеко до того, чтобы усвоить эту мысль, но мы должны — вы должны — двигаться в этом направлении.

«Мы» выглядит странновато, поскольку я-то вас покидаю. Однако и я состоял в экипаже космического корабля «Земля», был частью человеческой семьи, биологического вида первооткрывателей, до сих пор сохраняющих слепоту в том, что касается одной простой, но самой главной истины. За каждодневной суетой увидеть ее непросто, но она заключается вот в чем: мы все связаны, и очень тесно! Даже я, сидящий здесь и ожидающий смерти в космосе, — я связан со всеми, кто находится там, внизу, и знаете, поразительное дело… едва набрав эти слова, я ощутил тепло несчетных молитв, море добрых пожеланий, как если бы все население планеты обратилось ко мне с телепатическим посланием: «Все хорошо. Что бы ни случилось, все будет хорошо».

Я знаю, никто внизу не может уловить ни одной моей мысли, да, вероятно, и этих слов никто никогда не прочтет. И все-таки, с тех пор как я поднялся сюда, я еще ни разу не ощущал такой мощной поддержки, такого поразительного единения с вами, как теперь. Однако я должен попытаться помочь себе сам. Негоже сидеть сложа руки — я должен использовать все возможности, даже самые невероятные. И потому, если мне уже не придется больше написать ни единого слова, я говорю вам: спасибо. Я расстаюсь с этой жизнью по возможности спокойно. Это не храбрость, а именно спокойствие. И знаете, по самому-то большому счету я был очень, очень удачливым человеком.

Кип откидывается на спинку кресла и перечитывает последние несколько строк в надежде ощутить прилив самодовольства. Однако единственная мысль, которая приходит ему в голову, такова: ждать больше нельзя.

Пока он расстегивает ремни и прикидывает, как бы ему расположиться в этой маленькой кабине для предстоящей тяжелой работы, скафандр плавает за креслом пилота. Кип расстегивает его, снимает с себя летный костюм, что при нулевой силе тяжести оказывается делом на удивление легким, потом просовывает голову в металлический ошейник, к которому крепится шлем скафандра. Шаг за шагом — перчатки, башмаки, молнии, соединения, баллоны с воздухом, — и наконец остается надеть шлем и загерметизироваться.

Он еще раз просматривает инструкцию «Аварийное состояние: использование скафандра» и наконец находит описание замка, который нужно защелкнуть, когда шлем будет надет на голову поверх белого капюшона из ткани. На небольшой контрольной панели, закрепленной на левом рукаве скафандра, уже светится жидкокристаллический датчик, Кип нажимает на кнопку герметизации и слышит, как включаются маленькие вентиляторы, внутрь скафандра поступает кислородная смесь, он ощущает, как надуваются и становятся менее гибкими рукава и штанины.

Следующий шаг — протиснуться в шлюз. Это было бы непросто даже для маленького, голого и смазанного жиром существа. А для человека среднего роста да еще одетого в скафандр это примерно то же, что влезть в почтовый ящик. После первых попыток Кип чуть не сдался.

«Ладно, попробую нырнуть туда головой вперед».

Кип разворачивается в воздухе так, что оказывается лежащим на спине, и медленно втискивает в шлюз голову, плечи, торс, потом осторожно поджимает ноги, не без труда втягивая внутрь тяжелые башмаки.

«Все равно что в стиральную машину с фронтальной загрузкой влезать», — думает он.

Подтянув к себе внутреннюю дверь и повозившись с запирающим механизмом, Кип добивается того, что крошечная панель наливается зеленым светом. Прежде чем включить мотор, открывающий внешний люк, следует переключить несколько тумблеров — Кип тщательно проделывает все необходимое и наконец готовится нажать на последнюю кнопку.