– Ого, – вмешался Хэнкок, и его черные глаза коварно блеснули. – Значит, вы, Лео, отождествляете женщину и красоту?
Губы молодого поэта шевельнулись, но он только кивнул.
– Отлично, давайте посмотрим, что говорит живопись за последнюю тысячу лет, рассматривая ее как отражение экономических условий и политических институтов, и тогда мы увидим, как мужчина воплощал в образе женщины свои идеалы и как женщина разрешала ему…
– Перестаньте изводить Лео, – вмешалась Паола, – будьте все правдивы, говорите только о том, что вы знаете или во что верите.
– О, женщины – это священная тема! – торжественно возгласил Дар-Хиал.
– Вот, например, мадонна, – вмешался Грэхем, чтобы поддержать Паолу.
– Или синий чулок, – добавил Терренс.
Дар-Хиал одобрительно кивнул ему.
– Не все сразу, – предложил Хэнкок. – Прежде всего рассмотрим, что такое поклонение мадонне в отличие от современного поклонения всякой женщине, под которым готов подписаться и Лео. Мужчина – ленивый и грубый дикарь. Он не любит, чтобы ему надоедали. Он любит покой и отдых. И с тех пор как существует человеческий род, он видит, что связан с беспокойным, нервным, раздражительным и истерическим спутником; имя этому спутнику – женщина. У нее всякие там настроения, слезы, обиды, тщеславные желания и полная нравственная безответственность. Но он не мог ее уничтожить, она была ему необходима, хоть и отравляла ему жизнь. Что же ему оставалось?
– Ему оставалось одно: хитро и ловко ее обмануть, – вмешался Терренс.
– И он создал ее небесный образ, – продолжал Хэнкок. – Он идеализировал ее положительные стороны и этим отодвинул от себя отрицательные, чтобы они не могли действовать ему на нервы, мешать мирно и лениво курить трубку и созерцать звезды. А когда обыкновенная женщина пыталась надоедать ему, он изгонял ее из своих мыслей и обращался к образу небесной и совершенной женщины, носительницы жизни и хранительницы бессмертия. Но тут пришла Реформация, и поклонение мадонне прекратилось. Однако мужчина по-прежнему был связан с нарушительницей его покоя. Что же он сделал тогда?
– Ах, мошенник! – фыркнул Терренс.
– Он сказал: «Я превращу тебя в сон, в иллюзию» – и превратил. Мадонна была для него небесной женщиной, высшей концепцией женщины вообще. И вот он перенес все ее идеальные черты на земную женщину и так себе заморочил голову, что поверил в их реальность, и притом до такой степени… как… ну, как Лео.
– Для холостяка вы удивительно осведомлены обо всех зловредных свойствах женщины, – заметил Дик. – Или это все одни теории?
Терренс рассмеялся.
– Дик, милый, да ведь Аарон только что прочел Лауру Мархольм. Он может процитировать главу и страницу, где об этом говорится.
– И все-таки, сколько бы мы здесь ни спорили о женщине, мы не коснулись, в сущности, и края ее одежды, – вмешался Грэхем и получил от Паолы и Лео благодарный взгляд.
– Ведь есть еще любовь, – порывисто заявил Лео, – о любви никто не сказал ни слова.
– И о брачных законах, о разводе, полигамии, моногамии и о свободной любви, – бойко продолжал Хэнкок.
– А скажите, Лео, почему в любви всегда охотится и преследует женщина? – спросил Дар-Хиал.