Белый Клык. Маленькая хозяйка Большого дома
Она опустила голову и закрыла лицо руками. Он с нежностью коснулся ее плеча. Она не противилась.
– Видите, мне очень нелегко, – продолжала она. – Тут так все переплетено, так переплетено, что я ничего не понимаю. Вы говорите, что вы теряетесь. Но подумайте обо мне! Я совсем запуталась и не знаю, что делать. Вы… да что говорить! Вы мужчина, с мужским жизненным опытом и мужским характером. Для вас все это очень просто: она любит меня… она не любит меня. А я запуталась и никак не разберусь. Я, конечно, тоже не девочка, но у меня нет никакого опыта во всех этих сложностях любви. У меня никогда не было романов. Я любила в жизни только одного человека, а теперь вот… вас… Вы и эта любовь к вам нарушили идеальный брак, Ивэн…
– Я знаю… – сказал он.
– А вот я ничего не знаю, – продолжала она. – И нужно время, чтобы во всем разобраться, или ждать, когда все само собой уладится. Если бы только не Дик… – Ее голос задрожал и оборвался.
Ивэн невольно прижал ее к себе.
– Нет, нет, не теперь, – мягко сказала она, снимая его руку и на минуту ласково задерживая ее в своей. – Когда вы ко мне прикасаетесь, я не могу думать… Ну – не могу…
– В таком случае я должен уехать, – произнес он с угрозой, хотя вовсе не хотел угрожать ей.
Она сделала протестующий жест.
– Такое положение, как сейчас, невозможно, недопустимо. Я чувствую себя подлецом, а вместе с тем знаю, что я не подлец. Я ненавижу обман. Я могу лгать лжецу, но не такому человеку, как Дик. Обманывать Большое сердце! Я гораздо охотнее пошел бы прямо к нему и сказал: «Дик, я люблю вашу жену, она любит меня. Что вы думаете делать?»
– Ну что ж, идите! – вдруг загорелась Паола.
Грэхем выпрямился решительным движением.
– Я пойду. И сейчас же.
– Нет, нет! – вскликнула она, охваченная внезапным ужасом. – Вы должны уехать. – Затем ее голос опять упал. – Но я не могу вас отпустить…
Если Дик до сих пор еще сомневался в чувствах Паолы к Грэхему, то теперь все его сомнения исчезли. Он не нуждался больше ни в каких доказательствах, достаточно было взглянуть на Паолу. Она была в приподнятом настроении, она расцвела, как пышная весна вокруг нее, ее смех звучал счастливее, голос богаче и выразительнее, в ней била горячим ключом неутомимая энергия и жажда деятельности. Она вставала рано и ложилась поздно. Казалось, она решила больше себя не щадить и с упоением пила искристое вино своих чувств. И Дик иногда недоумевал: может быть, она нарочно отдается этому хмелю, – оттого, что у нее нет мужества задуматься о том, что с ней происходит?
Паола явно худела, и он должен был признать, что она становилась от этого еще красивее, ибо нежные и яркие краски ее лица приобрели какую-то прозрачность и одухотворенность.
А в Большом доме жизнь текла по-прежнему – налажено, весело и беспечно. Дик иногда спрашивал себя: долго ли это может продолжаться? И пугался, представляя себе, что будет, когда все изменится. Он был уверен, что никто, кроме него, ни о чем не догадывается. Сколько же еще это может тянуться? Недолго, конечно. Паола слишком неумелая актриса. И если бы даже она ухитрялась скрывать какие-то пошлые и низменные детали, то такой расцвет новых чувств не в силах скрыть ни одна женщина.
Он знал, как проницательны его азиатские слуги; проницательны и тактичны, – должен был он признать. Но дамы!.. Эти коварные кошки! Самая лучшая из них будет в восторге, узнав, что блистательная, безупречная Паола – такая же дочь Евы, как и все они. Любая женщина, попавшая в дом на один день, на один вечер, может сразу догадаться о переживаниях Паолы. Разгадать Грэхема труднее. Но уж женщина женщину всегда раскусит.
Однако Паола и в этом другая, чем все. Он никогда не замечал в ней чисто женского коварства, желания подстеречь других женщин, вывести их на чистую воду, за исключением тех случаев, когда это касалось его, Дика. И он опять усмехнулся, вспоминая «роман» с миссис Дехэмени, который был «романом» только в воображении Паолы.
Размышляя обо всем этом, Дик спрашивал себя: знает ли Паола, что он догадался?