– Но… но ведь было… все-таки очень немногое, – пробормотала она.
– Я крайне удивился бы, если бы было больше. Ты не такая. Я удивляюсь и немногому. После двенадцати лет… разве можно было ожидать…
– Дик, – прервала его Паола, наклонясь к нему и пытливо глядя на него. Она приостановилась, ища слов, затем решительно продолжала: – Скажи, неужели за эти двенадцать лет у тебя не было большего?
– Я уже сказал тебе, что во всем тебя оправдываю, – уклонился он от прямого ответа.
– Но ты не ответил на мой вопрос, – настаивала она. – О, я имею в виду не мимолетный флирт или легкое ухаживание. Я имею в виду неверность в самом точном смысле слова. Ведь это в прошлом было?
– В прошлом – было, но очень редко и очень-очень давно.
– Я много раз думала об этом, – заметила она.
– Я же сказал тебе, что во всем тебя оправдываю, – повторил Дик. – И теперь ты знаешь, почему.
– Значит, и я имела право на то же… Впрочем, нет, нет, Дик, не имела, – поспешно добавила она. – Во всяком случае, ты всегда проповедовал равенство мужчины и женщины.
– Увы, больше не проповедую, – улыбнулся он. – Воображение человека – это такая сила! И я за последнее время принужден был изменить свои взгляды.
– Значит, ты хочешь, чтобы я была тебе верна?
Он кивнул и сказал:
– Пока ты живешь со мной.
– Но где же тут равенство?
– Никакого равенства нет, – покачал он головой. – О, да, про меня можно сказать, что я сам не знаю, чего хочу. Но только теперь – увы, слишком поздно – я открыл ту древнюю истину, что женщины – иные, чем мы, мужчины. Все, чему меня научили книги и теории, рассыпается в прах перед тем вечным фактом, что женщина – мать наших детей… Я… я, видишь ли, до сих пор надеялся, что у нас с тобой будут дети… Но теперь, конечно, не о чем и говорить. Вопрос теперь в том, каковы твои чувства. Свое сердце я открыл тебе. А потом уже будем решать, что нам делать.
– О Дик, – едва проговорила она, когда молчание стало слишком тягостным. – Но я же люблю тебя, я всегда буду любить тебя. Ты мое Багряное Облако. Знаешь, еще вчера я была на твоей веранде и повернула свою карточку лицом к стене. Это было ужасно. И что-то в этом было недоброе. И я опять скорей-скорей перевернула ее.
Он закурил сигарету и ждал.
– Но ты не открыла мне свое сердце, ты не все сказала, – заметил он наконец с мягким упреком.
– Я люблю тебя, – повторила она.
– А Ивэна?