— Выхода нет, — повторил Александр Иванович с грустью в голосе. — Мы в каменном мешке. Горы разрешили мне когда-то пройти сюда, открыли одну из своих тайн, но это была ловушка, я попался в нее, и не один, как видите.
Голос старого врача дрогнул, видно было, что ему трудно говорить на эту тему.
Щербаков молчал, подавленный услышанным.
— Я знаю, вы не хотите согласиться, — продолжал Полынов, — вы внутренне не хотите смириться с этим, как многие годы не хотел смириться и я… Но тридцать семь лет, проведенных мною здесь, сделали свое дело. Вы первый человек, который пришел оттуда. — Полынов указал рукой вверх. — Я не знаю, как вам удалось спуститься с гор, но подняться туда… Простите меня, милостивый государь, что я отнимаю у вас надежду… Сын мой почти ничего не знает, кроме этого ущелья, и потому относительно счастлив.
В комнате воцарилось тягостное молчание.
Первым нарушил его Полынов.
— Будьте мужественны, может быть, и случится еще чудо… — сказал он. — Вы намного моложе меня, вам можно надеяться. Но пусть этот разговор останется между нами, обещайте мне… Дорого иногда приходится расплачиваться детям за ошибки отцов…
Михаилу стало жаль человека, сидящего напротив него с опущенной головой.
— У вас есть семья? — вдруг спросил Полынов.
— Нет.
— Родители?
— Никого нет. Они погибли во время войны.
— Войны? — удивился Александр Иванович. — Простите, сколько же вам лет?
— Исполнилось двадцать семь. Старый врач что-то высчитал.
— Неужели война продолжалась так долго? — удивился он.
Щербаков понял Полынова.
— Вы говорите о войне 1914 года. Но была еще вторая война, — пояснил он.
— Вторая?
— Да. И тоже с Германией.
— Значит, первая окончилась ничем?