Михаилу стало неловко за свое поведение. Ведь он относился к Павлу, как старший, несколько покровительственно, называл его Павликом… И Полынов это слышал.
— Мне думается, он и в пятьдесят будет выглядеть не на много старше, хотя в таком возрасте человека принято считать пожилым… А ведь это молодость.
— Молодость? — переспросил Михаил.
— Представьте, что так. Мы не привыкли к этому, потому что случаи человеческого долголетия, по крайней мере в мое время, были редки, являлись исключением. А они могут быть правилом.
— Что же для этого требуется? Спокойная жизнь?
— Здоровая жизнь, — поправил Полынов. — Вы инженер?
— Да.
— Тогда я вам объясню так. Самую выносливую машину, сделанную из крепчайшей стали, можно раньше времени вывести из строя излишней нагрузкой, неправильной эксплуатацией, частыми поломками. Верно? Человеческий же организм совершеннее любой машины, но он так же, как и она, требует к себе разумного, а не варварского отношения. Я вспоминаю свой родной город, рабочий люд его. Да так было по всей России… Человеческий организм подтачивали со дня рождения ужасными условиями жизни, вопиющей антисанитарией, вызывавшей многочисленные болезни. А изнурительный труд в затхлых, отравленных дымом и копотью помещениях, злоупотребление алкоголем — все это довершало разрушительную работу, в четыре — пять раз сокращало срок человеческой жизни. Вы сами понимаете, что у меня нет данных, относящихся к прошедшим последним сорока годам, но в свое время я собрал интереснейший материал о так называемой средней продолжительности человеческой жизни.
Полынов встал, подошел к столу и принялся перелистывать исписанные убористым почерком страницы.
Вот, пожалуйста, — наконец, проговорил он. — За всю известную нам историю человечества самая низкая продолжительность жизни в Европе относится к шестнадцатому веку, когда в среднем человек жил что-то около двадцати одного года. Это почти на десять лет меньше средней продолжительности жизни человека в древней Греции. Когда люди научились бороться со страшными эпидемиями, уносившими ежегодно миллионы жизней, когда медицина более прочно встала на ноги, средняя продолжительность жизни человека несколько повысилась: в семнадцатом веке — до двадцати шести лет, в восемнадцатом — до тридцати четырех, а по данным, относящимся уже к началу двадцатого века, — до сорока восьми лет. Ученые моего времени неоспоримо доказали, что в России смертность, например, в 1910 году была гораздо выше, чем в Англии или Германии. А что, у русского другой организм? Конечно, нет. А почему, скажите мне, милостивый государь, смертность среди состоятельных классов значительно ниже, чем среди бедного населения? Средняя продолжительность жизни в России у богатых равнялась сорока пяти — семи годам, у рабочих едва достигала двадцати шести лет. Я собрал сведения по Царицынскому уезду, которые мне не удалось опубликовать; никто не хотел их напечатать. Из каждой тысячи родившихся в 1907 году детей у зажиточной части населения Царицынского уезда умирало шестьдесят семь человек, а у бедняков — триста пятнадцать.
Чем все это можно объяснить? — увлекся Полынов, его голос зазвучал громче, словно перед ним находилась большая аудитория, а не единственный слушатель. — Социальными условиями. Будь у народа достаток, возможность пользоваться материальными благами, услугами медицины, жизнь людей была бы продолжительней. А постоянные войны, приводящие к гибели миллионы людей в самом расцвете физических сил, безработица, обрекающая на голодное существование массы рабочих семей? Вам известно, какой вред наносит обществу алкоголь. Один ученый сказал, что в пиве, вине и водке ежегодно тонет во сто крат больше людей, чем в воде… Я много лет посвятил изучению вопроса о долголетии. В том же Царицыне пытался что-то сделать, но встречал одно равнодушие и вражду со стороны власть имущих. Чем кончилась моя война в Царицыне, вы знаете… Скрывшись здесь, я поступил неправильно, я мог и должен был бороться за свои убеждения. Но я не думал тогда, что окажусь заживо погребенным в ущелье. Теперь вырос сын, и вы сами утверждаете, что он выглядит значительно моложе его действительных лет. Правда, Павел оказался в условиях необычных, исключительных, и ставить его в пример нельзя. Однако и он — доказательство тому, что дает человеческому организму правильный режим, физический труд, когда он не в тягость человеку.
Полынов умолк. Затем он сказал:
— Теперь я, не задумываясь, пожертвовал бы своей жизнью, лишь бы Павел оказался там, среди людей. Мое сердце разрывается при мысли, что сын так и останется вне человеческого общества. Пусть он встретит там даже самое худшее, но…
— Нет! — вскочил с места Щербаков. — Честное слово, нет! Я слушал вас внимательно, теперь послушайте меня. Вы даже не можете себе представить, как все изменилось в нашей стране за годы, что вы находились здесь. У нас все делается для человека, для его счастья, здоровья.
— Я верю вам, — произнес Полынов. — И мне очень хочется на склоне лет послужить народу.
— Да, мы найдем выход отсюда! — взволнованно ответил ему Щербаков. — Возможно, для осуществления плана потребуется три-четыре года; но я твердо убежден, что он абсолютно реален, и все теперь зависит только от нас самих.
Михаил проговорил это так горячо, что старый Полынов посмотрел на него в упор:
— Вы хотите сказать, что знаете, как выбраться из ущелья?
— Да, знаю.
— В таком случае, слушаю вас…
ebooksa