«Да что за дьявол! — говорили бэкингемширцы. — Просто смотреть тошно! Куда бы нам убраться? Пошли в Сент-Олбенс. Сент-Олбенс — прелестное местечко!»
Но, добравшись до Сент-Олбенса, они заставали все ту же злополучную парочку, целующуюся у стен аббатства. И тогда они уходили к пиратам и занимались морским разбоем, пока влюбленные наконец не поженились.
Участок реки между мысом Пикников и Старо-Виндзорским шлюзом очарователен. Тенистая дорога, вдоль которой разбросаны чистенькие уютные коттеджи, бежит по берегу к гостинице «Узлийские колокола» — живописной, как и все прибрежные гостиницы; вдобавок там, по словам Гарриса, превосходный эль, — а в таких вопросах на слово Гарриса можно положиться. Старый Виндзор в своем роде весьма знаменитое место. Здесь стоял дворец Эдуарда Исповедника, и здесь же могущественный граф Годвин был по законам того времени признан виновным в покушении на жизнь брата короля. Граф Годвин отломил кусок хлеба и сказал, держа его в руке:
«Подавиться мне этим куском, если я виновен!»
Он положил хлеб в рот, проглотил его, подавился и умер.
Дальше, за Старым Виндзором, река малопривлекательна, и только вблизи Бовени к ней возвращается прежняя прелесть. Мы с Джорджем тащили лодку бечевой мимо Хоум-парка, который тянется по правому берегу реки от моста Альберта до моста Виктории, и когда мы миновали Дэтчет, Джордж спросил, помню ли я нашу первую прогулку по Темзе, и как мы высадились в Дэтчете около десяти часов вечера, и как мечтали о ночлеге.
Я ответил, что помню. Так скоро этого не забудешь.
Это произошло в субботу накануне августовских каникул. Мы — все та же троица — устали и проголодались и, добравшись до Дэтчета, вытащили из лодки корзину, и два саквояжа, и пледы, и пальто, и прочее, и отправились на поиски пристанища. Мы нашли чудесную маленькую гостиницу, увитую плющом и повиликой, но там не было жимолости, а мне, по непонятной причине, втемяшилась в голову именно жимолость, и я сказал:
«Нет, не стоит здесь останавливаться! Давайте пройдем еще немного и посмотрим, не найдется ли тут гостиницы с жимолостью».
Мы двинулись в путь и шли до тех пор, пока не набрели на другую гостиницу, тоже премиленькую и, к тому же, увитую жимолостью. Но тут Гаррису не понравился вид человека, который стоял, прислонясь к входной двери. Гаррис сказал, что на нем уродливые башмаки и вообще он не производит впечатления порядочного человека; поэтому мы пошли дальше. Мы прошли изрядное расстояние, не приметив ни одной гостиницы, и тут нам повстречался прохожий, и мы попросили его указать нам дорогу. Он сказал:
«Позвольте, да ведь вы идете в противоположную сторону! Поворачивайте и идите обратно, и вы попадете прямо к „Оленю“!»
Мы сказали:
«Знаете, мы там уже были и нам не понравилось, — совсем нет жимолости».
«Что ж, — сказал он, — тогда есть еще Мэнор-хаус, как раз напротив „Оленя“. Вы не были там?»
Гаррис ответил, что нам не хочется туда идти, — нам не понравился вид человека, который там стоял; Гаррису не понравился цвет его волос и не понравились его башмаки.
«Вот уж не знаю, как вам и быть, — сказал прохожий. — У нас нет других гостиниц».
«Нет других гостиниц?» — воскликнул Гаррис.
«Нет», — ответил тот.
«Куда же нам теперь деваться?» — взвыл Гаррис.
Тогда взял слово Джордж. Он предложил нам с Гаррисом построить гостиницу себе по вкусу и поселить в ней, кого нам будет угодно. Что же касается его, то он пойдет обратно к «Оленю».