Ночные всадники

Беннингфорд сел за стол. Джеки налила ему чаю. Она была одета для верховой езды.

— Где же Даусон теперь? — спросил Беннингфорд.

— В Калфорде. Надеюсь, что он подождет дядю.

Лицо Беннингфорда вдруг прояснилось.

— Сегодня четверг, — сказал он. — Почтовый дилижанс отправляется назад в шесть часов. Пошлите тотчас же кого-нибудь в трактир, и ваш дядя сможет сегодня же вечером уехать в город.

Говоря это, Беннингфорд встретился взглядом с серьезными глазами девушки, смотревшей на него в упор, и в этом молчаливом обмене взглядов был особенно глубокий смысл. Вместо всякого ответа Джеки встала и позвонила. На зов явился старый слуга.

— Пошлите тотчас же кого-нибудь в поселок разыскать дядю, — распорядилась она. — Скажите ему, чтобы он тотчас же ехал сюда. Его ждет здесь очень важное письмо. — Билль, что произошло? — повернулась она к Беннингфорду, когда слуга вышел.

— Очень многое, — ответил он. — Мы не должны засиживаться за чаем, Джеки, и нам надо уйти обоим прежде, чем вернется ваш дядя. Может быть, он даже не захочет поехать в город сегодня ночью, но во всяком случае, я не хочу, чтобы он расспрашивал меня о чем-нибудь прежде, чем я не поговорю с вами. Он опять проиграл Лаблашу.

— А! — воскликнула она. — Я не хочу ничего есть, и, как только вы будете готовы, Билль, мы отправимся.

Беннингфорд быстро выпил чай и тотчас же поднялся. Джеки последовала его примеру.

В этой девушке чувствовалась какая-то внутренняя сила. В ней на замечалось никакой слабости, свойственной ее полу. Но она была не лишена чисто женственной прелести, и, пожалуй, именно такая смесь мужской самостоятельности и независимости с женственной мягкостью придавала ей особенное очарование. Беннингфорд знал, что на ее слова, на ее дружбу он мог положиться.

Лицо Джеки выражало твердую решимость, когда она надела рукавицы и села на лошадь. Никаких вопросов больше она не задавала своему спутнику, дожидаясь, что он и без этого последует за ней. Они оба достаточно хорошо знали и понимали друг друга.

Через несколько минут они уже медленно ехали по сосновой аллее, спускающейся от дома, но повернули не в сторону поселка, на большую дорогу, а дальше вниз, по направлению к обширной плоской равнине, от которой начиналось огромное Чертово болото. В конце аллеи они прямо свернули к юго-востоку, оставив позади себя городское поселение. Трава только что начала пробиваться в прерии, и почва была мягкая, а в свежем весеннем воздухе еще ощущался легкий зимний холодок, и лучи солнца не могли уничтожить его.

Джеки ехала впереди, и когда они выехали из зарослей кустарника, а дом и поселение остались позади, то она погнала лошадь быстрее. Они ехали молча. Далекое страшное болото с правой стороны выглядело совсем невинным в тени снеговых вершин. Ранчо оставалось позади, в углублении долины Фосс Ривера, слева расстилалась огромная прерия, поднимавшаяся постепенно вверх, к более возвышенному уровню окружающей местности.

Они проехали таким образом около мили, затем Джеки остановила лошадь около группы травянистого кустарника.

— Готовы ли вы рискнуть, Билль? — спросила она, когда он остановился рядом с нею. — Тропинка шириной не более четырех футов. Ваша лошадь не пуглива?

— Нет, — отвечал он. — Поезжайте вперед. Где вы можете проехать, то и я могу, конечно, я не испугаюсь. Но я не вижу никакой дорожки!

— Конечно, вы ее не видите! — возразила Джеки. — Никогда еще природа так бережно не охраняла своей тайны, как в этом месте, где существует лишь одна-единственная тропинка через ужасную ловушку для людей, устроенную ею в виде этого болота. Вы не можете видеть тропинки, но я читаю здесь, как в открытой книге. Знаете, Билль, очень много весьма опытных жителей прерии разыскивали эту тропинку, но… (в тоне ее голоса слышался легкий оттенок торжества) никто никогда не мог ее найти! Поезжайте же за мной. Мой старый Негр знает эту тропинку. Много раз он проезжал по ее мягкой, колеблющейся почве. Моя славная, старая лошадка! — Она ласково потрепала ее черную шею, и затем, повернув ее голову по направлению к отдельным холмам, погнала ее легким взглядом вперед.

Далеко за болотом блестели, словно сахарные головы, осыпанные брильянтовою пылью, белоснежные остроконечные вершины гор, освещенных вечерним солнцем. Облака были так высоки и воздух был так прозрачен, что можно было ясно видеть все очертания могучего горного хребта. Эти величественные природные укрепления, служащие как бы оплотом прерии, расстилающейся у их подножия, представляют в ясную погоду великолепное зрелище, от которого трудно оторвать глаза. Плоское и гладкое, как бильярдная доска, безмолвное, таинственное болото, уже зазеленевшее, тоже было привлекательно для глаз. Тому, кто не знал опасности, оно казалось прекрасным пастбищем, но опытный глаз мог бы решить, что оно слишком зелено для пастбища и слишком соблазнительно.

Могла ли человеческая злоба придумать когда-нибудь более страшную и искусную западню для людей и животных? Подумайте только на одну минуту о бездонной пропасти, наполненной жидкой черной грязью, которая поглощает все, что попадает в нее! Вспомните ужас зыбучих песков, которые засасывают свою несчастную жертву и в своей ненасытной алчности втягивают ее в свои бездонные, страшные недра, откуда уже нет спасения. Тонкая, плотная кора, подобно глазури, покрывающей торт, скрывает под своей поверхностью мягкую губчатую массу, образующую губительное болото. Эта кора покрывается роскошной, соблазнительной травой великолепного изумрудного цвета. Она плотная, и кажется сухой, но все же слишком тонка и не может выдержать тяжести даже небольшой собаки. Горе тому, кто решится вступить на эту обманчивую твердую поверхность! Одно мгновение — и эта кора уступает под его тяжестью, и тогда уже никакие человеческие силы не могут спасти несчастную жертву своей неосторожности. Она погружается все глубже и глубже и быстро исчезает в бездонной глубине болота…