Утренние поезда,

22
18
20
22
24
26
28
30

Входят  Л и з а  и  Л е в у ш к а. Расставляют рюмки.

П о л и н а. Дунаев еще не партия.

В а с и л и й. Ты ему об этом скажи. А я посмотрю, как у тебя получится.

П о л и н а. Договорились.

В а с и л и й. Бойкая стала. «Договорились». Повадочку завела. Растешь!

П о л и н а. Твоя школа.

В а с и л и й. Если моя — плохо дело. Труба. Ты свеженькая, тебя Дунаев с аппетитом слопает.

П о л и н а. Он тебе по ночам не снится?

Л и з а. Дунаев и вам приснится, когда хлебнете того, что Василий.

П о л и н а. Василий коммунист…

В а с и л и й. Был. Пять лет как исключили.

П о л и н а. Несправедливо.

В а с и л и й. Благодарю за сочувствие. Ты что же, хочешь восстановить меня?

П о л и н а. Хочу попробовать.

В а с и л и й. Ваську-то, полковника?

П о л и н а. Да, его.

В а с и л и й. По знакомству?! Думаешь, пойду на это?! Пять лет ни одна собака обо мне не вспомнила. Значит, никому не нужен. И в твоей бабьей жалости не нуждаюсь! Так проживу. Жил пять лет. Ничего, не сдох. А совесть у меня чиста. Меня сто раз могли убить на фронте.

П о л и н а. Так ты ведь живой.

В а с и л и й. Живой, да! И когда по ранам стегают — на стену лезу! Человек я. И не тревожь. Дай дожить спокойно. Я ни от кого ничего не требую. Всем доволен.

Через веранду входят  М а й к а  и  П а в л и к — рослый, широкоплечий, немного застенчивый парень в темно-синем костюме.