Утренние поезда,

С т р е п е т о в а. Я тебе верю, Модест. Знаю — с тобой мне будет хорошо. Верю, что любишь! А я… я тебе всю душу отдать готова. Я как в Москву приехала, тебя увидела, сердце у меня так и забилось! Вот, думаю, кто душе моей нужен. Ты на меня смотрел, улыбался, может, просто так, из дружества, а во мне все будто перевернулось. Господи, сколько переговорили, играли вместе, уму-разуму меня учил, а я будто слепая…

П и с а р е в. Оба мы слепыми были. А вчера у Писемского слушал, как ты поешь… Глаза твои, голос… До чего же ты была прекрасна! Нет, я раньше почувствовал, раньше, только боялся довериться своему чувству. А вчера…

С т р е п е т о в а. А вчера… Вчера я тебе пела. Тебе одному…

Писарев обнимает ее, целует.

Господи! За что мне такое счастье?!

П и с а р е в (выходит вперед). Какое это было время! От спектакля к спектаклю, от роли к роли талант Поли раскрывался все глубже и глубже, становился все ярче и бескомпромиссней. А как хорошо было играть с ней! Помимо своей воли я играл сильней, значительней, я сам удивлялся, как из какой-то заветной глубины возникали новые, неожиданные краски. Ни с кем мне не было так свободно и радостно на сцене, как с Полей. И никогда, ни до этого, ни после, она не выглядела такой счастливой.

С т р е п е т о в а. Тридцать два раза открывали занавес!..

П и с а р е в. Ты сегодня была в ударе. Мне даже страшно вдруг стало. Когда ты бросилась мне в ноги, я испугался. Мне показалось, что случилось что-то с тобой, что ты не встанешь.

С т р е п е т о в а. Испугался за меня? Милый… Нет, мне сейчас умирать нельзя. Мне сейчас жить хочется!

П и с а р е в. Боюсь я за тебя, Поля. Для того, чтобы так играть, такое страдание воплощать, самой надо страдать. Ты разрушаешь себя. Здоровье свое, нервы расшатываешь.

С т р е п е т о в а. Тем и жива. Если на сцену вышла, себя беречь нельзя. Да и зачем? Беречь себя в жизни надо, а не на сцене.

П и с а р е в. Да, ты права. Только надолго ли тебя хватит?

С т р е п е т о в а. На сколько хватит, на столько и ладно. Мне иногда кажется — мой век недолог. Оттого я такая жадная до работы. Надо все, что есть, отдать, без остатка.

П и с а р е в. Завидую тебе. Я так не могу…

С т р е п е т о в а. Ты другой человек. Ты — умница. Ты свои роли до самой мельчайшей красочки продумываешь. И меня учишь, неразумную. (Смеется, обнимает его.)

П и с а р е в (задумчиво). Не знаю, кто кого учит. С тех пор, как мы с тобой вместе, я и сам по-другому играть стал.

С т р е п е т о в а. Вот ты сказал — я себя разрушаю… Да ведь как я ни страдаю на сцене, для меня это радость. И нет большей радости в моей жизни, чем те минуты, когда я — Лизавета, Катерина, Тисба… И еще радость — ты! Как же я раньше жила-то? Без тебя? (Уходит.)

П и с а р е в (выходит вперед). Кончились гастроли в Москве. Мы играли в Киеве, Астрахани, Казани… Мы поставили перед Медведевым условие: играем только то, что хотим. И так велика была слава Стрепетовой, что он согласился… И вдруг… Это случилось в Казани… Что было причиной? Трудный, нетерпимый характер Поли, ее вечная подозрительность, измучившая меня, мое легкомыслие? Не знаю… Я влюбился…

Входит  С т р е п е т о в а.

С т р е п е т о в а. Модест, это правда?