— Это мама, отец, братья, сестренка, дед…
Все мужчины были в военной форме.
На другом снимке Казанков на гитаре аккомпанировал братьям, которые пели.
— В Гатчине, на даче… перед самой войной, — вздохнул Казанков и негромко запел:
Тася слушала Казанкова, слушала лермонтовские слова, песню из ее собственного недавнего и уже такого далекого прошлого, и тихонько подпевала:
Куманин подошел ближе и присел рядом, как бы слушая песню. Увлеченный песней, Казанков не заметил, как Куманин приоткрыл его полевую сумку.
пели Казанков и Тася, —
Куманин встал, отошел за палатку и тихонько окликнул Арсена. Тот, поднявшись, направился к нему. Куманин протянул ему пакет с сургучной печатью. Арсен аккуратно, лезвием ножа вскрыл пакет.
доносилось от костра, —
Арсен достал из конверта тонкий листок бумаги с машинописным текстом, внимательно прочел.
— Благодарю вас, товарищ Куманин. Отменяю пятнадцать суток гауптвахты.
— Двадцать пять, — подсказал Куманин.
— Хорошо, — улыбнулся Арсен. — Отменяю все двадцать пять.
Едва взошло солнце, Казанков со своими спутниками покинули лагерь экспедиции. Когда всадники скрылись, Арсен разбудил Митьку.
Митька уже сидел на лошади, когда Зимин и Смелков вышли из палатки.
— Что происходит, Арсен Гургенович? — спросил Смелков. — Куда вы отправляете Митю?
— Я посылаю его к Федякину, отряду которого угрожает опасность.
— А что это за бумага? — спросил Смелков, заметив в руках у Митьки листок.
— Копия приказа генерала Горского об окружении и уничтожении отряда Федякина, — спокойно ответил Арсен.
— Откуда она у вас?