Покаяние

— Белый танец! — весело объявил Балдин, плюхаясь в кресло. Пока жарилась картошка, капитанша и Юра подозрительно долго отсутствовали, запершись в спальне. И сейчас, сбросив пиджак, китобой радостно–оживлённо наслаждался вечеринкой, сытый, здоровый, удовлетворённый, всем довольный, и больше всего, самим собой. Счастливый вид моряка, ещё совсем недавно терзавшего подушку в каюте, красноречиво говорил: «Зачем жениться? Жизнь свободного человека так прекрасна! Ноу проблэмс!».

Галя пригласила на танец Юру. Нина подняла меня. «Так вот, оказывается, чей я избранник!», — подумалось мне, в то время как руки, обхватив партнёршу ниже талии, прижимали её к себе. Юра щёлкнул выключателем, люстра погасла, и комната озарилась розоватым светом раковины с вмонтированной в неё лампочкой. Волосы Нины, духи с тонким и нежным запахом, её грудь, прижатая ко мне, голые плечи обжигали в танце. Наши губы соединились в поцелуе, и оторвавшись от них, я прошептал в горячее ушко:

— Продолжим вечер у тебя?

В ответ она прильнула ко мне, слившись в новом, ещё более долгом поцелуе. Мы незаметно надели плащи и выскользнули за дверь. Последовала серия поцелуев на каждой лестничной площадке, потом у каждого дома. И так, часто останавливаясь, обнимаясь и целуясь, без ненужных признаний в любви, мы дошли до проспекта Сто лет Владивостоку. Остановились у дома с неоновой вывеской «Гастроном «Восход». У тёмного подъезда, обхватив друг друга, мы снова замерли в поцелуе, как вдруг что–то неимоверно сильное ухватило меня сзади за шиворот, приподняло так, что ноги еле–еле доставали до асфальта. Потом это «что–то» опустило меня, развернуло, и я увидел перед собой огромного роста усатого военного дядю в фуражке и шинели, перепоясанной портупеей. В свете дальних уличных фонарей тускло поблескивали на его погонах майорские звёзды. Рядом стояли ещё двое офицеров с каменными лицами, от которых ничего хорошего ждать не приходилось. Зацокав каблучками, Нина поспешно скрылась в подъезде, оставив меня на произвол судьбы. Я было рыпнулся защитить свою честь, униженную столь постыдным образом, но майор поднёс к моему лицу здоровенный кулачище и незлобиво сказал:

— Не ерепенься, штатская сволочь! Пока мы на полигонах Родину защищаем, вы чужих жён охмуряете. Это моя жена! Уразумел, интеллигентик паршивый?! Дать бы тебе в рыло, недоносок… Да, ладно… Попадёшься ещё раз — пришлёпну как муху. Всё! Свободен! Кру–угом! Шаго–ом… марш!

— Извините, тащ маёр…, — сбавил я пыл, — ничего не было… Просто проводил вашу жену… Ночь, темно…

— Видал, как вы лизались… Проваливай, пока я добрый… — гаркнул майор. Рядом стояли те двое, насуплено молчали, готовые обрушить на меня всю ненависть к службе, вынуждающей их исполнять свой воинский долг, в то время как их жёны гуляют со штатскими. Ещё секунда–другая и моя физиономия превратится в форшмаг. Поняв это, я быстро повернулся и зашагал прочь. И вовремя.

— Зря ты отпустил этого гражданского ловеласа. Надо было врезать ему, чтоб не волочился за юбками офицерских жён, — услышал я за спиной.

— Он–то при чём? Это она задом вертит… Сука! Ну, покажу этой потаскухе сейчас! — услышал я за спиной. И прибавил шагу.

В столь поздний час возвратиться на судно, не имея денег на такси, не представлялось возможным. И я направил стопы в квартиру капитанши. На мой звонок дверь открыла Галя. На её лице неподдельное удивление:

— А ты почему вернулся? Ты же с Ниной ушёл?

— Она попросила проводить её… Разве мог я отказать даме? Вернулся, чтобы продолжить этот чудный вечер с тобой…

Всё повторилось с изумительно–потрясающей схожестью. Танец, объятия в интимно–розовом свете раковины, нашёптывания на ушко и быстрый уход, остановки на улице для поцелуев, тёмный подъезд того же самого дома с мерцающей неоном вывеской «Гастроном «Восход». Перед тем, как войти в подъезд, я боязливо оглянулся: нет ли кого, кто ухватит за шиворот?

Галя сняла туфли и босиком стала подниматься по ступенькам лестницы.

— Какой этаж? — тихо спросил я.

Ступая на цыпочках, она приложила палец к губам. Я последовал за ней, не придав значения тонким полоскам света в неплотно прикрытых дверях. На лестничной площадке между третьим и четвёртым этажами все двери вдруг разом распахнулись, из квартир выбежали полураздетые мужики в тельниках.

— Б…! Сука! Стерва!

— Шлюха! Потаскуха! Муж в море, а она хахаля домой ведёт!

— Какой пример нашим жёнам подаёт! Распутница! — раздались крики.

Галя шмыгнула наверх, там хлопнула дверь, и больше я её никогда не видел. Сзади напирали обозлённые мужики. Всем скопом ревнивцы подъезда оберегали жён моряков–соседей, находящихся в плавании, от посягательств любовников.