Присутствие знаменитого трибуна в лагере, столь скудном войсками, было весьма кстати. И кардинал, более чем когда-либо, надеялся посредством влияния Риенцо расположить римлян в пользу своего предприятия относительно завоевания земли св. Петра.
Риенцо, при всем нетерпеливом желании еще раз увидеться с Ниной, не мог узнать имени, под которым жила она в Авиньоне.
Несколько насмешливых намеков Альборноса относительно участия, принимаемого в его судьбе знаменитейшей красавицей Авиньона, наполнили его душу неопределенной тревогой, в которой он боялся признаться даже самому себе. Но volto sciolto, — открытое лицо, которое у него, как и у всех итальянских политиков, замаскировало его pensieri slretti, — тайные мысли, — дало ему возможность обмануть ревнивую и прозорливую наблюдательность кардинала. Альварес тоже не был способен удовлетворить любопытство своего господина. Он уверился только в том, что действительный Анджело Виллани был не тот Анджело Виллани, который посетил Риенцо.
Надеясь, однако же, что узнает все, и воспламененный страстью, какую только он способен был чувствовать, Альборнос отправился во дворец Чезарини.
С надлежащей церемонией он был введен в комнату синьоры. При его входе она встала и, когда кардинал приблизился к ней, приложила его руки к своим губам. Удивленный и обрадованный таким небывалым приемом, Альборнос старался предупредить ее ласки и, взяв обе руки ее, старался тихо привлечь их к своему сердцу.
— Прекраснейшая, — прошептал он, — если бы ты могла знать, как твоя болезнь печалила меня! О! Я счастлив, если я исполнил твое желание и если с этих пор могу найти в тебе моего ангела-руководителя и рай, где мне приготовлена награда?
Нина, высвободив свою руку, тихо указала ею кардиналу на стул. Сев сама на небольшом расстоянии от него, она заговорила с большой серьезностью, опустив глаза.
— Монсиньор, ваше заступничество вместе с невиновностью Риенцо освободило из тюрьмы этого избранного правителя римского народа. Но свобода есть самый меньший из даров, которые вы ему дали; еще больший дар — оправдание честного имени и возвращение справедливых почестей. В этом я навсегда остаюсь у вас в долгу; за это историк, рассказывая о деяниях этого века и о судьбе Колы Риенцо, добавит новый венец к тем, которые вы уже приобрели. Синьор кардинал, может быть, я сделала ошибку. Может быть, я оскорбила вас — и вы вправе обвинять меня в женской хитрости. Когда я говорю, что за исключением бесчестия, я считала дозволенными всякие средства для спасения жизни и восстановления благополучия Колы ди Риенцо, то имею только одно извинение. Знайте, монсиньор, что я жена его.
Кардинал остался безмолвен и неподвижен. Но его желто-бледное лицо вспыхнуло от лба до шеи, и тонкие губы в первый момент задрожали, а потом искривились горькой улыбкой. Наконец он встал со стула, очень медленно, и сказал голосом, дрожавшим от волнения:
— Хорошо, синьора. Итак, Жиль Альборнос был куклой в руках, ступенью для возвышения римского плебея — демагога! Синьора, вы и ваш муж можете справедливо быть обвинены в честолюбии.
— Перестаньте, монсиньор, — сказала жена с невыразимым достоинством, — каково бы ни было нанесенное вам оскорбление, оно сделано мной. Даже после нашего последнего свидания Риенцо ничего не знал о моем пребывании в Авиньоне.
— При нашем последнем свидании, синьора, кажется, был заключен безмолвный и подразумеваемый контракт. Я исполнил мою часть и требую исполнения вашей. Я могу так же легко, как эту перчатку, разорвать пергамент, который объявляет вашего мужа сенатором Рима. Тюрьма — не смерть, и дверь ее может быть отперта дважды.
— Монсиньор, монсиньор! — вскричала Нина, пораженная ужасом. — Не оскорбляйте таким образом вашей благородной натуры, вашего великого имени, вашей доблестной крови. Вы происходите из рыцарского поколения Испании, вам не свойственны угрюмые, низкие и неумолимые пороки, которые позорят мелких тиранов этой несчастной страны. Вы — не Висконти, не Кастракани: вы не можете, запятнать свои лавры мщением женщине. Послушайте, — продолжала она вдруг, упав к его ногам, — мужчины дурачат, обманывают наш пол для эгоистических целей, и им прощают даже их жертвы. Но обманывала ли я вас ложной надеждой? Какая у меня цель, какое извинение? Свобода моего мужа, спасение моей родины!
Альборнос как будто прирос к полу. Изумление, волнение, обожание — все поднимало тревогу в его сердце. Он смотрел на сверкающие глаза Нины и па волнующуюся ее грудь, как воин древности на вдохновенную пророчицу-прорицательницу. Его глаза были прикованы к ее глазам как будто какими-то чарами. Он пытался заговорить, но голос ему изменил. Нина продолжала:
— Да, монсиньор; это не пустые слова! Если ты ищешь мщения, — оно в твоей власти. Уничтожь то, что ты сделал. Возврати Риенцо темнице и опале, и ты отомстишь, только не ему. Все сердца Италии сделаются для него второй Ниной. Я одна виновата и должна пострадать. Клянусь, что в то мгновение, когда Риенцо будет нанесена новая обида, моя рука будет моим палачом — монсиньор, более я не стану умолять вас!
Альборнос был глубоко тронут. Нина правильно судила о нем, когда отличила честолюбивого испанца от грубых и закоренелых сластолюбцев Италии. Несмотря на распутство, запятнавшее его священную одежду, в его душе оставалось еще много рыцарской чести, свойственной его племени и отечеству. В первый раз в жизни он почувствовал, что встретил женщину, которой он вполне был бы доволен даже в супружестве. Он вздохнул и, все еще смотря на Нину, приблизился к ней почти с благоговением; стал на колени и поцеловал полу ее платья.
— Синьора, — сказал он, — мне хотелось бы думать, что вы вполне правильно поняли мою натуру, но я поистине погиб бы для всякой чести и был бы недостоин своего благородного происхождения, если бы еще имел хоть одну мысль против спокойствия и добродетели женщины, такой, как вы. Не бойся меня. Не думай обо мне, и лишь впоследствии, когда услышишь о Жиле д"Альборносе, скажи в душе своей, — здесь на губах кардинала показалась презрительная улыбка, — скажи: он не лишен был человеческих чувств даже тогда, когда честолюбие и судьба облекли его мантией духовной.
И прежде чем Нина успела ответить, испанец вышел.
Книга VIII
Великая компания