— Михаил Иванович, расчет! Михаил Иванович, уравновешенность!
…Трах!
Мысли, чувства, надежды, весь пламенный круг, очерченный местью, бездной и мужской силой, пролетают, как мелькнувшее и погибшее сознание. Вновь произнесено неизвестное слово.
Хохочущий адъютант Рахии переводит:
— В профиль!
И я вижу, как белый финн сделал:
— Раз-два!
Щелкнул каблуками. Все то же: закинутая голова, надменность черт, спокойствие. Белый финн теперь стоит к нам в профиль.
…Трах!
Раздается выстрел. Мельком взглядываю. Котка напружен. Сквозь рукав я ощущаю злое острие локтя, упор для верной стрельбы.
— Кончено! — говорю я про себя. Одна, другая, третья, четвертая, пятая — пули осыпают зигзаг (страшный зигзаг!): пули вычертили профиль человека, приготовившегося к смерти.
Вдруг резким движением Котка откидывает револьвер. Он ударяет его о противоположную стену. Из уст Котки вылетает:
— Ох!
Белый финн недвижим. Убит? Оглушен? Издевается?
— О, чудо мое! — хочу я крикнуть.
Но встает сам Котка, и, обращаясь к белому финну, он говорит:
— Ступайте! Но на советскую границу не пущу. Вернетесь к нам! Вы — спасены. Запомните: отныне ваш Бог — страшный Котка. Расскажите вашим белым мерзавцам о том, как хорошо стреляет Котка…
Он вызывает красногвардейца. Короткий приплюснутый нос под огромной меховой шапкой, пустые глаза. Котка еще раз говорит на неизвестном мне языке. По-фински! Я спрашиваю адъютанта Рахии:
— Что же он сказал?
— Котка сказал: перевести к нашим так, чтобы навек забыл все.