— Откуда это?
В голосе звучала подозрительность. Это было понятно. Откуда у меня могли быть деньги? Кто и за что мне стал бы платить?
С полной и совершенной искренностью я мог бы рассказать Жене о моем сумасшедшем выигрыше. Мог и не смел. В моем сознании, в моей памяти этот выигрыш как-то неразрывно сливался с Новой Деревней, с ночной тишиной, с Елагинским парком. Этого нельзя было трогать!.. Об этом нельзя было вспоминать…
Удастся ли?
Нет, это никогда не уйдет из памяти, никогда не заснет моя бедная совесть!
Я сказал сестре:
— Не спрашивай меня об этом…
Ее рука задрожала. Она выронила деньги. Испуганно, вполголоса она сказала:
— Миша, я боюсь тебя.
— Глупая!
С широко раскрытыми, насторожившимися глазами она быстро шептала:
— Миша, Миша, как страшно! Миша, я вижу, я чувствую, что-то случилось… Что?
— Ничего не случилось.
— Ты скрываешь.
Я попробовал рассмеяться:
— Ты — трусиха и фантазерка.
Смех вышел неискренним. Женя вздрогнула, и вдруг из ее удивленных, испуганных, милых глаз ручьем потекли слезы.
Она крепко обняла меня, будто от кого-то защищая и пред кем-то оправдывая, положила мою голову к себе на грудь и ласково и настойчиво попросила:
— Не лги мне!
Что она думала? Что подсказывало ей сердце? В чем тайно она обвиняла меня?