У меня пока не было никакого назначения, не было ни желания, ни нужды кого-нибудь видеть. Я лежал, засыпал, пробуждался, вставал, ходил, снова ложился. О чем я думал весь этот день? Не знаю. О чем-то вспоминал, о чем-то рассуждал. Все было неясно!
Наступила апатия. Сердце не хранило ничего.
Кирилл приехал поздно, мы не успели сказать друг другу ни одного слова, — так он был утомлен, а у меня не было к нему никаких вопросов. Спросонья я только бросил:
— Кирилл?
— Я.
Рано утром он уехал снова, а к полдню вернулся, встревоженный, взволнованный, обеспокоенный и, не успев ввалиться в комнату, громко и нервно стал рассказывать пресекающимся голосом, все время проглатывая слюну и бестолково теряя слова:
— Ужасно. Ты не можешь себе вообразить… Надо сейчас же подумать!
Я вскочил.
— О чем ты? Что произошло?
Тогда, дернувшись, он топнул ногой и вскрикнул:
— Арестован Леонтьев!
— Что-о-о?
— Вот тебе и «что о-о».
— Где?
— В штабе.
— Откуда ты знаешь?
— Да ты-то только сейчас родился? Понятно, от Лучкова. Через Лучкова же мы узнали, что Урицкий спрашивал Леонтьева на допросе, ушел ли ты в Финляндию или еще обретаешься здесь. Конечно, Леонтьев ответил: «Не знаю». Тогда Урицкий спрашивает: «А что, Брыкин не может дать каких-нибудь показаний?..». Леонтьев опять: «Не знаю».
Мы зашагали по комнате. Наконец, я воскликнул:
— Надо идти на все, но Леонтьева спасти — во что бы то ни стало.
Мы стали думать.
ebooksa