Приключения Джона Девиса. Капитан Поль

– Анна-Мэри, – отвечал управитель таким голосом, как будто каждый должен знать, кто она такая.

– Да кто же такова эта Анна-Мэри?

– Как? Неужели ваше превосходительство ее не знаете? – спросил Сандерс.

– Да, конечно, не знаю, иначе бы не спрашивал! – вскричал сэр Эдвард с нетерпением, которое было уже очень хорошим знаком.

– Кто она? Это благодетельница бедных, ангел-утешитель страждущих и огорченных. Она, должно быть, просила вас о каком-нибудь добром деле?

– Да, она, кажется, говорила мне о каких-то несчастных, которых следут сей же час спасти от нищеты.

– Я так и знал, это обычное ее занятие. К богатым ее ведет милосердие, к бедным благотворительность.

– Да кто же эта женщина?

– С вашего позволения, она еще девушка, добрая и прекрасная девушка.

– Да какая мне разница, женщина она или девушка! Я вас спрашиваю, кто она такая.

– Никто этого толком не знает, ваше превосходительство, хотя догадок много. Лет тридцать назад… Да! Точно, это было в шестьдесят четвертом или шестьдесят пятом году… Ее отец и мать поселились в Дербишире – они приехали из Франции, куда, как говорят, удалились вместе с претендентом, отчего и все имение их конфисковано и им велено не подъезжать к Лондону ближе шестидесяти миль. Мать была тогда беременна и через четыре месяца после того, как они сюда приехали, родилась Анна-Мэри. В пятнадцать она лишилась отца и матери и осталась одна-одинешенька с сорока фунтами доходу. Этого было слишком мало, чтобы выйти замуж за господина, и слишком много, чтобы выйти за простолюдина. К тому же, она, вероятно, из хорошего дома и получила прекрасное воспитание – ей и нельзя было выйти за простого человека. Она осталась девушкой и решилась посвятить благотворительности всю свою жизнь. С тех пор Анна-Мэри с величайшим рвением исполняет принятую на себя обязанность. Она немного знает медицину и пользует всех бедных больных, а где лекарства уже не помогают, тут поможет ее молитва, потому что здесь все считают ее чем-то неземным. Немудрено, что она осмелилась беспокоить ваше превосходительство, чего никто бы из нас не посмел сделать. У нее свои привилегии, а среди прочих есть и такая: куда бы она ни пришла, люди и не подумают остановить ее.

– И хорошо делают, – сказал сэр Эдвард, вставая, – потому что она почтенная девушка. Дайте мне руку, Сандерс, кажется, пора обедать.

К описываемому времени батюшка уже целый месяц не вспоминал об обеде. Он отправился в замок и к тому же пригласил Сандерса составить компанию. Честный управитель чрезвычайно был рад, что сэру Эдварду опять захотелось быть с людьми: видя, что он расположен говорить, Сандерс сообщил ему о некоторых делах по имению, которые давно уже принужден был откладывать. Но, видно, охота говорить у больного уже прошла или он считал эти вещи недостойными своего внимания: он не отвечал ни слова и погрузился в ставшую уже привычной задумчивость, из которой потом целый день ничто не могло его вывести.

Глава IV

Ночь прошла, как бывало и прежде, Том не замечал никакой перемены в состоянии больного, на следующий день погода была мрачная и сырая. Том, боясь вредного действия осенних туманов, старался уговорить сэра Эдварда не ходить гулять, но больной рассердился и, не слушая никаких представлений, пошел к своей беседке. Он сидел там уже с четверть часа, как вдруг в аллее появилась Анна-Мэри, а с ней женщина и трое детей: вдова и сироты, которых сэр Эдвард избавил от нищеты, пришли благодарить его.

Увидев Анну-Мэри, сэр Эдвард пошел было к ней навстречу, но то ли от слабости, то ли потому, что был взволнован, он сделал несколько шагов и принужден был опереться о дерево. Заметив, что он шатается, Анна подбежала, чтобы поддержать его, а вдова и дети бросились между тем к его ногам, хватали его руки, покрывали их поцелуями и слезами. Это простое и искреннее выражение беспредельной признательности до того его растрогало, что он заплакал. Батюшка хотел было удержаться от слез, считая их появление постыдным для моряка, но ему показалось, что эти слезы облегчают тяжесть, которая уже так долго давила ему грудь, – он не мог противиться сердцу, которое под грубой корой сохранило всю свою доброту: дал волю чувствительности, схватил на руки малюток, которые цеплялись за его колени, всех их перецеловал и обещал матери, что и впредь не обойдет их своим вниманием.

В это время глаза Анны-Мэри сияли небесной радостью: ведь это счастье было ее делом, и надо думать, что она подобным зрелищем, часто возобновлявшимся, обязана была кроткой ясности своего лица. Между тем Том пришел за хозяином, решив, что выбранит его, если тот не согласится идти домой. Увидев вокруг сэра Эдварда несколько человек, он еще больше укрепился в своем намерении, надеясь, что намерение его будет поддержано. Он начал длинную речь, в которой, то журя, то умоляя, старался доказать, что в сырую погоду больному на воздухе оставаться не годится, но сэр Эдвард слушал его с такой рассеянностью, что все красноречие бедного Тома было, очевидно, растрачено попусту. Слова оратора не произвели никакого действия на его господина, но зато имели влияние на Анну-Мэри: она поняла, что сэр Эдвард не просто нездоров, как она сначала полагала, но опасно болен. Видя, что ему точно вредно дышать таким сырым воздухом, она подошла и сказала своим приятным голосом:

– Вы слышали, что он говорит?

– Что же он говорит? – спросил сэр Эдвард, вздрогнув.

Том сделал было вид, что снова начнет свою речь, но мисс Анна дала ему знак, чтобы он не трудился.