Целый ряд обстоятельств способствовал тому, что значительная часть ценностей и произведений искусства, вывезенных германскими учреждениями с оккупированных территорий, оказалось именно в Восточной Пруссии. Этому в значительной степени способствовали личные качества и особое положение в нацистской иерархии гауляйтера Эриха Коха, который, по многочисленным свидетельствам, проявлял исключительную активность в сборе собственной коллекции шедевров мировой культуры.
Активные бомбардировки центральных районов Германии тоже способствовали вывозу многих ценностей в восточные районы страны, и в частности в Восточную Пруссию. А концентрации всех этих сокровищ именно в Кенигсберге помогло то, что там из-за особенностей готической архитектуры было где прятать. И главное, на этот процесс повлиял стремительный прорыв советских войск, осуществлённый войсками 2-го Белорусского фронта в конце 1944 начале 1945 года. Этот кинжалообразный прорыв буквально отрезал весь Земландский полуостров от центральной Германии. И естественно, что, оказавшись на окруженной территории, богатые прусские землевладельцы, помещики и промышленники со всем своим имуществом потянулись к Кенигсбергу. Только оттуда можно было эвакуироваться на «Большую германскую землю», только там можно было укрыться за мощными укреплениями города-крепости.
Нам надо иметь в виду этот немаловажный факт, поскольку после фактического окружения Восточной Пруссии наступил новый этап в судьбе сосредоточенных там государственными органами и частными лицами сокровищ. Причём, надо сказать прямо, на дальнейшую судьбу казалось бы однородных ценностей одновременно влияло столько самых противоречивых факторов, что судьба их оказалась прямо противоположной.
Какие это были факторы? Сейчас я о них расскажу, ибо только точный учёт всех обстоятельств поможет новым поколениям поисковиков в их изысканиях. Итак, первое. Нахождение едва ли не половины всех захваченных ранее культурных трофеев в фактически отрезанной части Германии крайне беспокоило вождей Рейха. Неоднократно и Гитлер и Розенберг и даже Геринг настаивали на том, чтобы ценности были, как можно быстрее вывезены в западные районы страны. Но этому препятствовал ряд существенных обстоятельств. И главное состояло в том, что в конце войны открыто транспортировать что-либо вообще стало опасно. Железнодорожные магистрали подвергались постоянным бомбёжкам, и любая случайность могла подвергнуть культурные ценности риску уничтожения. Когда же в Пруссии были перерезаны все без исключения сухопутные транспортные пути, обстановка ещё более усугубилась. Вывезти что-либо, можно было только по морю или, в крайнем случае, по воздуху. Но здесь трудностей возникало ещё больше. Вокруг северного морского побережья косяками шныряли русские подводные лодки и топили всех подряд. Прорваться было крайне проблематично и сопряжено с чрезмерным риском. А про воздушный путь эвакуации чего бы то ни было, можно было вообще забыть. Мало того, что грузоподъёмность транспортных самолетов в то время была невелика, но и постоянно висевшие в воздухе истребители, что делало такие перевозки практически невозможными.
Так какие же возможности оставались у тех, кто желал сохранить и своё имущество и награбленное? Возможностей была просто масса, но все они касались лишь одного способа захоронения – под землёй или водой. Благо, возможностей для этого было немало. Кенигсберг, как ни один город Германии, изначально строился как город-крепость и поэтому имел множество подземных укрытий, складов и потайных помещений, как военного, так и гражданского назначения. Разумеется, для сохранения личных и государственных ценностей использовались подвалы домов, поместий, колодцы, пересечения лесных просек и даже кладбища. В данном случае немцы были не слишком оригинальны, выбирая в качестве тайников те места, в которых легко устроить «клады до востребования». Однако совершенно уникальными возможностями обладали подземелья самого исторического Кенигсберга. Дело было в том, что там уже существовали многокилометровые туннели, объёмистые склады и подземные заводы, которые имели просто уникальную возможность для увеличения их недоступности – в случае опасности они могли быть затоплены. В книге «Сокровища Кенигсберга», выпущенной издательством «ВЕЧЕ» в январе 2002 года, я подробнейшим образом описал, как готовились к захоронению исторические ценности, собранные в Королевском замке. Судя по всему, их готовили к сохранению именно в затапливаемых подземельях, поскольку почти все ценности запаивали в жестяные кожуха, прежде чем заколотить в деревянные ящики.
Почему так делалось, понятно – немцы исподволь готовились к самому худшему варианту развития событий. Они понимали, что рано или поздно Кенигсберг падёт, и победившей стороной начнутся поиски укрываемого ими имущества. В своих планах по сохранению ценностей эсесовские зондеркоманды предусмотрели многое. Но двух вещей они предусмотреть не смогли. Они не предусмотрели того, что штурм неприступной твердыни продлился всего три дня и того, что и сам Кенигсберг и вся Восточная Пруссия после войны останутся в составе СССР. Последнее для них, было самым страшным и непоправимым. Впрочем, не столько для самих немцев, сколько для тех предметов, которые они вначале спрятали, а потом и затопили.
Конечно, лужёные ящики могли находиться под водой и год и два и… даже десять, но это был предел. Несмотря на то, что вода, затопившая подземелья была пресной, из реки Преголь, но коварная ржавчина постепенно сделала своё чёрное дело. Все без исключения ящики одного из подземных хранилищ, расположенного на отметке – 21 метр дали течь. Ясное дело, что всё, что боится воды: картины, книги, архивные документы, резные барельефы и даже часть предметов «Янтарной комнаты» безвозвратно погибли. Но то, что воды не боится, до сих пор пребывает в весьма приличном состоянии.
Хочу, коли об этом зашла речь, сказать и о судьбе «Янтарной комнаты». Количество версий о месте её захоронения столь велико, что даже специальное поисковое подразделение, (будь оно когда-нибудь создано) не смогло бы их проверить даже и за десять лет работы. Поэтому спешу сохранить время и деньги поисковиков, и рассказать, где же она на самом деле хранится.
Действительность как всегда оказалась куда проще и примитивнее, нежели весьма смелые и головокружительные предположения исследователей. Да и согласитесь, куда как проще изобретать всевозможные версии, сидя дома в кресле, нежели искать вживую, рискуя не только своими деньгами и временем, но и жизнью. Так вот злополучная «Янтарная комната», как многим, вероятно неизвестно и по сию пору, состояла из трёх основных частей.
1. Янтарный кабинет Фридриха I (основные стеновые панели).
2. Предметы доработки исходного кабинета (панно, зеркала, люстры и.т.п.) созданные К.Б. Растрелли (1670–1744 гг.), для того, чтобы полностью застроить внутренности отведённой под него комнаты в Екатерининском дворце.
3. Предметы обстановки и украшения наполнявшие «Янтарную комнату», а также янтарный паркет (сделанный под каменную брусчатку, так часто использовавшуюся для мощения немецких дорог). Он, кстати сказать, так и не был использован в России.
Так вот все эти части имели совершенно разную судьбу, хотя изначально представляли нечто единое целое. Но в том кошмаре, который творился в Кенигсберге перед решительным штурмом, это вовсе не удивительно. Я Вас, конечно же, вкратце проинформирую, где и что конкретно лежит, но в начале прочитайте статью, которая дала нам основной по значимости поисковый материал, и которую мы назвали:
Вацлав Флерковский – польский крестьянин был мобилизован на работу, согласно приказу гауляйтора Артура Грайсера в город Кенигсберг, зимой 1944 года. После того, как части Красной Армии заняли город, Флерковский вернулся к себе домой, в деревушку под г. Познань. Много лет спустя, он прочитал небольшую заметку в газете «Глас Ольштынский», в которой граждан Польши призывали помочь в поиске ценностей, похищенных немцами во время войны и сообщить о случаях укрытия каких-либо культурных предметов в городе Кенигсберге и его окрестностях. Вняв призыву, Вацлав Флерковский и его земляк Станислав Гуру, постарались во всех подробностях вспомнить о тех событиях, в которых им пришлось лично принимать участие в марте 1945 года.
Однажды Флерковского и пятерых других поляков из рабочей команды, уже долгое время работавшей на расчистке цехов артиллерийского завода «Остверке», вызвали прямо с утренней переклички к конторе, именуемой «Бюро главного инженера». Там хмурый офицер в серой шинели и надвинутой на лоб шапке с козырьком и наушниками объявил, что они несколько дней поработают на другом объекте, куда их будет доставлять лагерная охрана.
В сопровождении двух пожилых фольксштурмовцев (бойцов народного ополчения), вооружённых старыми французскими карабинами, и неизвестно откуда взявшегося солдата-эсесовца с автоматом на груди, поляки вышли за пределы лагеря. Всё вокруг казалось заброшенным. Пустыми глазницами смотрели покинутые жителями дома и полуразрушенные сараи. У занесённых позёмкой железнодорожных подъездных путей лежали опрокинутые вагоны и покрытый ржавчиной паровоз. Поваленные телеграфные столбы, кучи мусора и горы искорёженных металлических бочек из-под горючего, делали пейзаж мрачным и безрадостным. Когда группа вышла на улицу Хафенштрассе (ныне Портовая), им стали всё чаще попадаться жители, одетые в самые невообразимые одежды и уныло бредущие в сторону центра города. Со дня на день ожидали наступления русских, и население в панике покидало дома на окраинах, рассчитывая укрыться в глубоких бомбоубежищах или вырваться из западни, добравшись до порта Пиллау (Балтийск), всё ещё продолжавшего эвакуацию.
(Как человек, осмотревший довольно много подземных сооружений, авторитетно заявляю, что основное количество бомбоубежищ в городе было мелкого заложения, и прямых ударов тяжёлых бомб они не выдерживали. А вокруг порта Пиллау уже кружили подводные лодки легендарного капитана Маринеско).
Буквально на всех перекрёстках были сооружены баррикады, установлены бронеколпаки, оборудованы пулемётные точки в первых этажах зданий. И везде – на стенах домов, на заборах одни и те же надписи: «Кенигсберг останется немецким!», «Мы победим, несмотря ни на что!»
Дальше Главного городского вокзала Флерковский никогда не был, поэтому он с любопытством поглядывал на уже ставший ему ненавистным город. К своему вполне объяснимому удовлетворению он увидел, что вокруг лежали сплошные развалины, даже отдалённо не соответствовавшие его представлению о восточно-прусской столице. (Разрушения в основном производились ночными бомбардировками англо-американской авиации).
На всём пути по длинной улице, начавшейся сразу за высокой киркой у вокзала, по обе стороны были видны только обгорелые коробки зданий, иногда довольно высокие. (Почти все дома восстановлены и ныне в них живут люди). Жалко выглядели вывески на стенах: «Кафе «Эсти», кинотеатр «Виктория», отель «Континенталь»… Здесь уже наблюдалось довольно интенсивное движение: военные автомашины, мотоциклы, повозки, нестройные колонны фольксштурмовцев, группы солдат в маскхалатах… Напротив почти неповреждённого красивого здания со львами лежал на боку трамвайный вагон с беспомощно опущенной дугой токоприёмника.