Бринс Арнат

22
18
20
22
24
26
28
30

– Саладин умел быть беспощадным, когда это требовалось, и жалостливым, когда мог позволить себе великодушие. Он держал данное слово, никогда ничего себе не присваивал, наоборот, щедро раздавал все завоеванное.

Отозвался Эрнуль, оруженосец сбежавшего Балиана Ибелина:

– Чтобы такое неправое дело восторжествовало, и впрямь нужен был необыкновенный, полный редких достоинств человек.

– Да, он такой и есть. Сарацины поверили в него, и быть его приверженцем стало несравненно выгоднее, нежели оставаться его врагом. Неудивительно, что в каждом противостоянии все больше магометан переходило на его сторону. Мы можем утешаться, что нас победил поистине исключительный человек.

– Ему везло, как может везти только сыну Дьявола.

– Так везет тому, в чьем успехе заинтересованы многие.

Рено кинул презрительный взгляд на поникшего короля:

– Зато нам везло как Иову, мерд. Злой рок убивал одного за другим всех наших достойных государей.

Ги обиженно проблеял:

– Если бы вы, Шатильон, не напали по вашему обыкновению на очередной караван и не порушили последнее перемирие, всей этой войны не случилось бы.

Рено лег, заложил руки за голову, уставился в безоблачное небо. Голова так кружилась от голода, жажды и усталости, словно он летел.

– Это было ваше перемирие, Ги. В своих владениях я был таким же властелином, как вы в ваших, и если Лев Ислама нуждался в мирном проходе его торгашей и паломников через Вади Мусу, он должен был договариваться со мной. Но он уже сам не хотел мира. Я никогда не видел торговый караван, продвигающийся под охраной такого множества мамлюков. Это была переброска войск. И впущенная Сен-Жилем в Галилею басурманская армия не красой здешних земель любовалась, а разведывала дороги и водопои. Жаль, что сам Сен-Жиль не озаботился разузнать их получше. С того момента, как Саладин овладел Мосулом, он готовился напасть на нас и сделал бы это, даже если бы все мы были кроткими и покорными, как граф Триполийский.

Последнее время Утремер дышал на ладан. Побережье оказалось в морской блокаде, богатый Египет кормил Айюбидов, саладиновы банды опустошали и разоряли Галилею и ее жителей-самаритян, королевская власть была беспомощна, казна истощена, а патриарх Иерусалима прославился замужней любовницей-итальянкой. Неудивительно, что в этой крайности каждый действовал по собственному усмотрению: госпитальеры и тамплиеры отказывались подчиняться постороннему командованию, граф Триполийский и князь Антиохийский заключили с обрезанными сепаратные перемирия, и курд использовал их владения для подготовки нападения на Латинское королевство. Даже венецианские и генуэзские торгаши, почти сто лет богатевшие кровью франков, корабельными крысами переметнулись к новому египетскому хозяину, сообразив, с кем теперь выгодней иметь дело. И только неистовый Рейнальд де Шатильон, этот пришелец, парвеню и авантюрист, оголтелый и свирепый безумец, продолжал в одиночку защищать от нечестивцев проход из Египта в Сирию, лишь его Моав и Эдом мешали Саладину объединить свои земли в единое железное кольцо-удавку на горле Заморья.

Да, в марте Волк Керака захватил караван и беспощадно расправился с пленниками – скинул со стен или заточил в подземелья. Если Магомет хотел спасти своих рабов, он мог явиться и вызволить их, но почему-то и пальцем не пошевелил. Когда на престоле сидело такое ничтожество, как Лузиньян, франкский бедуин поступал так, как считал нужным, и уже ни у кого не нашлось бы столько золота, чтобы перевесить Рейнальда де Шатильона. Вот только вряд ли все золото мира спасет его сегодня.

– Мессир, – маленький Онфруа тронул отчима за рукав, – сыграйте на тщеславии Саладина. Султан любит красивые и впечатляющие жесты, предоставьте ему возможность проявить свое благородство на людях и пощадить вас.

Стрекотали кузнечики, тоскливо вскрикивала какая-то птица, смеялись и переговаривались между собой басурманские рабы, возводившие неподалеку огромный роскошный желтый шатер. Жить хотелось. Рено так жадно оглядел галилейские холмы, словно и их хотел выпить, сверкнул злой улыбкой:

– Не волнуйся, малыш. Мне ли не знать, как обращаться с сарацинами.

Нет, чтобы ни утверждал писака Тирский и прочие враги Шатильона, вовсе не Бринс Арнат погубил Утремер. Он просто не смог спасти его вопреки всем остальным.

– Зачем все это было, Онфруа? Ради чего почти столетие мы так отчаянно боролись за Святую Землю? Зачем понапрасну погибло столько хороших христиан и отважных воинов?

Онфруа пожал плечами: