Загадочные цифры ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Эти слова, произнесенные неторопливо, совершенно сбили с толку Е Чэн-луна. Он уже не понимал, что — правда, что — выдумка. Он подозрительно посмотрел на Шао Юня; тот, будто ничего не произошло, отхлебнул вина, на его лице появилась честная улыбка, так хорошо знакомая Е Чэн-луну. Немного успокоившись, но сохраняя все еще сердитый вид, Е Чэн-лун спросил:

— Старина Янь, в чем же дело в конце концов?

— Разве я тебе не сказал, что тебя хотели испытать?

— По-моему, это не по-товарищески! — Е Чэн-лун, рассерженный, встал и отошел к окну.

— Ладно, ладно! А ведь ты зря сердишься, разве скрывать прошлое — значит поступать по-партийному? Ты должен критически взглянуть на себя. — Говоря это, он протянул руку к стакану Е Чэн-луна и что-то бросил в него, потом подошел к Е Чэн-луну, стоявшему к нему спиной. — Значит, все в порядке, напиши подробную автобиографию и отнеси ее в парторганизацию, на собрании — я ручаюсь — все поймут тебя. А теперь хватит сердиться! Давай выпьем!

Е Чэн-лун все еще не оправился от испуга и был сердит: он считал, что Шао Юнь сыграл с ним дурную шутку, но тем не менее подошел к столу, взял стакан и единым духом выпил вино.

…Через полчаса Шао Юнь безо всякого труда вынул из кармана убитого Е Чэн-луна ключи, навел в комнате продуманный им порядок и отправился в секретный отдел…

Белая трость

Было душно. Ли Цзянь встал, распахнул окно. В комнату ворвалась струя свежего воздуха. Собирался дождь.

Напротив за столом сидел старичок, одетый в светло-серую одежду западного покроя. Старичок был спокоен: сняв очки, он подышал на стекла, протер их шелковым платком, словно в комнате никого, кроме него, не было.

Ли Цзянь молча смотрел на него, в углах рта играла презрительная улыбка. Про себя он думал: «Не вывернешься». Он уже разгадал, о чем думает этот хитрый тип, и хотя тот изо всех сил старался казаться спокойным, от взгляда Ли Цзяня не ускользнуло его внутреннее волнение. Старичок не без труда надел очки — руки у него слегка дрожали.

Ли Цзянь вернулся к столу, сел, постучал красным карандашом.

— Надумали?

— Товарищ, я уже говорил вам, что мои арест — сплошное недоразумение! — Старичок, бросив на Ли Цзяня быстрый взгляд, серьезно сказал — Я профессор, я понимаю политику, я верю, что правительство не может несправедливо обойтись с хорошим человеком.

— Значит, чистосердечно признаетесь! — строго сказал Ли Цзянь.

— Да, да Г — старичок напряг все силы, чтобы напустить на себя искренний вид. — Я правдивый человек и более всего ненавижу лицемерие. Я всегда был человеком, всегда работал, мое стремление — воспитывать из студентов полезных стране людей. Есть люди, которые подтвердят…

В это время хлынул дождь. Порыв ветра ворвался в комнату. Ли Цзянь подошел к окну, закрыл его и, обернувшись, неожиданно спросил:

— Хайкс мог бы подтвердить?

Лицо Фан Чжун-мииа мгновенно побледнело, от его спокойствия не осталось и следа, он начал шарить по карманам, наконец вытащил носовой платок, вытер им лоб. Потом, немного придвинувшись вместе со стулом вперед, дрожащим голосом спросил:

— Что вы сказали?