— Ну, вы, поторапливайтесь! — сказал Мэйлмют Кид, не удостоив его ответом, и взглянул на свои часы. — Я собирался было печь хлеб и не хочу, чтобы тесто село. Кроме того, у меня уже ноги мерзнут.
Остальные тоже начали выказывать нетерпение, каждый по-своему.
— Да, но зачем веревка, Кид? Она же совершенно новая, и уж, конечно, твои хлебы не такие тяжелые, чтобы их нужно было вытягивать веревкой?
В это время Беттлз оглянулся кругом. Отец Рубо прикрыл рукавицей рот: до него только сейчас начал доходить комизм положения.
— Нет, Лон, эта веревка предназначена для человека.
Мэйлмют Кид при желании мог говорить очень внушительно.
— Для какого человека? — Беттлза начинал интересовать разговор.
— Для второго.
— А кого ты подразумеваешь под этим?
— Послушай, Лон, и ты, Беттлз, тоже! Мы обсудили эту вашу маленькую ссору и приняли одно решение. Мы знаем, что не имеем права запретить вам драться…
— Вот это верно!
— А мы и не собираемся. Но зато мы можем сделать — и сделаем — так, чтобы этот поединок оказался первым и последним на Сороковой Миле. Пусть это послужит уроком для каждого чечако на Юконе. Тот из вас, кто останется в живых, будет повешен на ближайшем дереве. А теперь приступайте!
Лон недоверчиво улыбнулся, затем лицо его оживилось:
— Отмеривай пятьдесят шагов, Дэвид; разойдемся и будем стрелять до тех пор, пока один из нас не свалится мертвым. Не посмеют они это сделать! Ты же знаешь, что это штучки нашего янки. Он просто хочет запугать нас!
Он двинулся вперед, самодовольно ухмыляясь, но Мэйлмют Кид остановил его:
— Лон! Давно ты меня знаешь?
— Давно, Кид.
— А ты, Беттлз?
— В июне, в половодье, будет пять лет.
— Был хоть один случай, чтобы я не сдержал свое слово? Может быть, вы хоть от других слышали о таком случае?