Песня оборвалась на полуслове, человек со звериным рычанием бросился к полке с припасами и, прежде чем они успели его остановить, впился зубами в кусок сырого сала. Он отчаянно сопротивлялся Мэйлмюту Киду, но силы быстро оставили его, и он выпустил добычу. Друзья усадили его на табурет, он упал лицом на стол. Несколько глотков виски вернули ему силы, и он запустил ложку в сахарницу, которую Мэйлмют Кид поставил перед ним. После того, как он пресытился сладким, Принс, содрогаясь, подал ему чашку слабого мясного бульона.
Глаза этого существа светились мрачным безумием; оно то разгоралось, то гасло с каждым глотком. В сущности говоря, в его изможденном лице не осталось ничего человеческого. Оно было обморожено, и виднелись еще не зажившие старые рубцы. Сухая, потемневшая кожа потрескалась и кровоточила. Его меховая одежда была грязная и вся в лохмотьях, мех с одной стороны подпален, а местами выжжен — видно, человек заснул у горящего костра.
Мэйлмют Кид показал на то место, где дубленую кожу срезали полосками, — ужасный знак голода.
— Кто вы такой? — медленно, отчетливо проговорил Кид.
Человек будто не слышал вопроса.
— Откуда вы пришли?
— Корабль плывет вниз по реке, — дрожащим голосом затянул незнакомец.
— Плывет, и черт с ним! — Кид тряхнул человека за плечи, пытаясь заставить его говорить более вразумительно.
Но человек вскрикнул, видимо, от боли, и схватился рукой за бок, потом с усилием поднялся, опираясь на стол.
— Она смеялась… и в глазах у нее была ненависть… Она… она не пошла со мной.
Он умолк и зашатался. Мэйлмют Кид крикнул, схватив его за руку:
— Кто? Кто не пошел?
— Она, Унга. Она засмеялась и ударила меня — вот так… А потом…
— Ну?
— А потом…
— Что потом?
— Потом он лежал на снегу тихо-тихо, долго лежал. Он и сейчас там.
Друзья растерянно переглянулись.
— Кто лежал на снегу?
— Она, Унга. Она смотрела на меня, и в глазах у нее была ненависть, а потом…