Левее, натужно ревя моторами, шли три танка. Две «тридцатьчетвёрки» мощно пробивали в снегу глубокие туннели. За одной из них, немного отстав, шёл Т-40.
Лейтенант бежал впереди и часто оглядывался на бойцов, которые барахтались в снегу позади него, широко растянувшись по полю.
– Гусёк, Лапин! Давай за мной! – И Отяпов перевалился через снежный отвал и побежал за «тридцатьчетвёркой» по рыхлому гусеничному следу.
Он знал, что сейчас, когда немецкие противотанковые пушки начнут стрелять по танку, под огнём окажутся и они. Но ползти по глубокому снегу, а потом перебираться через заграждения из колючей проволоки, было ещё опаснее. Сапёры ночью ползали на нейтралку, снимали мины и резали проволоку. Немецкие дежурные пулемёты их отпугивали. И неизвестно, где сапёры сняли мины, а где нет.
Немецкие противотанковые орудия ожили, когда «тридцатьчетвёрки» подошли к линии проволочных заграждений. Одна трасса прошла над танком выше, даже не задев его. Другая чиркнула по башне и, изменив траекторию, прошуршала над головами бойцов, бегущих за танком. Они инстинктивно попадали в снег. Но тут же поднялись и побежали дальше. Третье попадание оказалось более точным. Трасса рассыпалась брызгами электросварки на наклонной лобовой броне. Но танк продолжал идти вперёд.
Лёгкий Т-40, шедший позади, делал короткие остановки и стрелял из обеих пулемётов. Особенно отчётливо слышался басовитый стук крупнокалиберного ДШК. Башенный стрелок, должно быть, засёк позицию ПТО и теперь молотил из пулемётов в одном направлении. Орудие вскоре замолчало.
Треснули столбы, и «тридцатьчетвёрка» протащила вперёд проволоку, потом развернулась и пошла левее, по лощине. Теперь огонь противотанковых пушек, стоявших на прямой наводке на склоне высоты, ей был не страшен.
Отяпов оглянулся, и холодный пот побежал по позвоночнику под ремень: вторая «тридцатьчетвёрка» и лёгкий пулемётный танк пятились назад. Они вели частый огонь и уходили по своему следу к окопам. Пехота слева тоже стала нырять в снег и вскоре исчезла. Осталась только их рота и правофланговый батальон. Батальон уже карабкался вверх и вёл автоматный огонь.
– Давай, ребята! Вперёд! – что есть силы закричал Отяпов своим бойцам, чувствуя, что все ждут его команды. – Если тут заляжем, пропали!
Немецкий пулемёт повёл огонь вдоль наступающей цепи, больше захватывая порядки соседнего батальона. Но Отяпов знал: как только они начнут подниматься по склону верх, к первой немецкой траншее, он перенесёт огонь на их линию. А пока для немцев, обороняющихся на склоне высоты, они были менее опасны.
Перед тем как подниматься вверх, залегли. Отдышались. Пулемёт молотил вверху и немного левее.
– Кто пойдёт к пулемёту? Нужны двое. С гранатами.
Бросать гранаты в отделении умели не все. Некоторые гранат просто боялись. Отяпов даже не был уверен, все ли взяли их с собой.
Бойцы молчали.
Тогда Отяпов позвал двоих – Лапина и Никитина.
– Не бойтесь, ребята, – сказал он им, перекладывая гранаты из вещмешка в карманы. – Я пойду с вами.
Когда они поднялись по склону выше, стало хорошо видно чистое пространство, исхлёстанное танковыми гусеницами. Там и тут бугрились серые холмики убитых. Возле некоторых копошились санитары. Танки уползли за окопы и маневрировали уже в перелеске. «Тридцатьчетвёрка» вела огонь по высоте. Снаряды рвались на гребне.
Подползли совсем близко.
– Ну, командор, кто ему рога ломать полезет? – спросил шёпотом Лапин.
Отяпов посмотрел, как затянуло тоскливой пеленой глаза Никитина, и ворохнулся было вперёд, но Лапин остановил: